Рыжий Орм
Шрифт:
Йостейн, человек жестокий и охочий до сокровищ, сказал, что не' видит иного средства, надо собрать всех пленников перед церковью И убивать их одного за другим, покуда те наверху не сдадутся. Некоторые поддерживали его, ибо уважали за мудрость, но Гудмунд и Торкель нашли, что такое не подобает воинам и мало поможет делу. Лучше, сказал Торкель, попробовать хитрость: он хорошо знал священников и умел себя держать с ними так, чтобы добиться желаемого.
Он велел оторвать большой крест от церковного алтаря. Двое принесли его, и Торкель встал под башней и крикнул, что ему нужны священники для раненых, а еще больше — чтобы наставить его самого в христианской вере. В последнее время он почувствовал к этому сильную охоту. А поступит он с ними так, как если бы был уже христианином, и отпустит всех, кто укрылся в башне, целыми и невредимыми.
Едва он закончил, как с башни полетел камень и ударил его в левый локоть, позади щита, так что он повалился навзничь со сломанной рукой. Двое рядом бросили крест и кинулись к нему, слышно было, как ликуют в башне. Йостейн, стоявший и видевший все это, вымолвил наконец, что не так все просто с военными хитростями, как воображают себе иные безрассудные молодые люди.
Тут всех людей Торкеля охватила ярость оттого, что нанесен урон их вождю, им стрелы градом посыпались в бойницы башни. Но толку от этого не было, и положение делалось уже щекотливым. Орм рассказал, как люди Альмансура выкуривали христиан из колоколен, и это решили попробовать немедля. Хворост и сырую солому навалили и в самой церкви, и вокруг башни, и подожгли, но башня была высокая и большую часть дыма ветром относило прочь; наконец все устали и решили выждать, покуда наверху не проголодаются.
Торкель был удручен своей неудавшейся хитростью и боялся услышать колкости по этому поводу. Плохо к тому же, говорил он, что ему нельзя поездить с другими по округе и поживиться, а надо сидеть в этом Мэлдоне и стеречь лагерь, и хорошо бы кто-нибудь, кто владеет лекарским умением, поглядел бы его увечье. Орм тоже подошел к нему, сидевшему у костра с перебитой рукой и пившему горячее пиво, и многие щупали его руку, но не могли взять в толк, как следует накладывать лубок.
Торкель морщился, когда прикасались к руке, и сказал, что довольно с него лекарей и что пусть перевяжут ему руку хоть с лубком, хоть без него.
— И теперь сделалось по моим словам, и мне правда нужен священник, ибо в таких делах они понимают.
Орм кивнул, сказав, что священники — отличные лекари: после Йоля у короля Харальда, где он получил увечье потяжелее, чем теперь У Торкеля, его выходил священник, и он ему тоже теперь нужен, не меньше чем Торкелю, сказал он, ибо хоть и не сильным был удар палицы ему по черепу, он все же причинил, видно, какой-то вред, так что порой ему кажется, что у него в голове что-то поломалось.
— Я считаю тебя умнейшим из моих хёвдингов, — сказал ему Торкель, когда они были наедине, — и даже лучшим из воинов, с тех пор как погиб Фаравид, но столь же ясно, что ты легко падаешь духом, едва что-нибудь приключится, даже если беда невелика.
— Дело в том, — сказал Орм, — что я — человек, покинутый удачей. Прежде удача моя была велика, и я оставался невредим, пережив больше прочих, и во всем добивался успеха. Но после того, как я вернулся с Юга, все стало против меня, так что я лишился золотой цепи и своей невесты и человека, с которым мне было всего лучше, а в бою случилось так, что я получил удар, даже не успев обнажить меч. А когда дал совет выкурить этих из башни, то и тут ничего не удалось.
Торкель заметил, что видывал и больших неудачников, нежели Орм, но Орм покачал головой и велел Раппу вести своих людей грабить окрестности, а сам остался с Торкелем в городе и сидел большей частью один, погруженный в свои печали.
Однажды утром на башне зазвонили колокола, и сидевшие там громко запели псалмы, так что осаждавшие крикнули им, что там за шум. У тех больше не осталось камней, чтобы швыряться в язычников, и они крикнули в ответ, что нынче Троица и что это радостный для них день.
Все удивились такому ответу, и некоторые спросили, чему же они радуются и как у них дела с мясом и пивом.
Они отвечали, что с этим так, как и должно было бы быть, и все же они радуются, что Христос на небесах и Он им поможет.
Люди Торкеля жарили жирных баранов на кострах, и запах жаркого проникал в башню, где все сидели голодные. Им кричали, чтобы они вели себя как разумные люди и спустились вниз и отведали жаркого, но те не обратили внимания на эти слова и снова запели.
Торкель и Орм сидели, ели и слушали пение, доносившееся с колокольни.
— Они поют более хрипло, чем обычно, — сказал Торкель. — У них уже сохнет в горле. Теперь уже недолго ждать, когда они спустятся, раз у них кончилось питье.
— Им еще хуже моего, и все-таки они поют, — ответил Орм, скорбно глядя на отличный кусок баранины, прежде чем сунуть его в рот.
— Потому что, сдается мне, — сказал Торкель, — ты не годишься в певцы на колокольне.
В середине того же дня вернулся из похода Гудмунд. Это был высокий и веселый человек, с лицом, рассеченным старым шрамом от медвежьих когтей; теперь он ехал подвыпивший и разговорчивый, в дорогом ярко-красном плаще на плечах, двумя тяжелыми серебряными поясами на талии и с широкой улыбкой в желтой бороде.
Это, закричал он, едва завидев Торкеля, та страна, о которой он лишь мечтал, богатство ее превосходит всякие ожидания, и до конца своих дней он будет благодарен Торкелю, что тот уговорил его двинуться сюда. Он разграбил девять деревень и одну ярмарочную повозку и потерял четверых людей, лошади приседают от тяжести навьюченного груза, хотя брали они только самое лучшее, а за ними следуют бычьи упряжки с крепким пивом и тому подобным. Было бы очень кстати, сказал он, со временем присмотреть себе корабли с просторными трюмами, чтобы увезти домой все то, что такими малыми трудами удалось собрать в этой стране.
— А еще я встретил много людей по дороге, — продолжал он, — двух епископов со свитой. Они сказали, будто они посланцы короля Этельреда, и я пригласил их сюда на пиво. Епископы староваты и едут медленно, но уж скоро будут, а чего им от нас надо, так просто не разберешь. Они говорят, будто прибыли с миром от своего повелителя, но это нам решать насчет мира, а не ему. Может статься, они хотят учить нас христианству, но у нас не больно-то много времени их слушать, когда вокруг такое богатство.
Торкель обрадовался и сказал, что священники — это как раз то, что теперь ему надо, чтобы осмотреть его руку, а Орм тоже хотел бы поговорить со священником о своей больной голове.
— Но истинная их цель, верно, выкупить пленников и тех людей из башни, — предположил Торкель.
Вскоре подъехали епископы. Это были важные господа с посохами, в митрах и с большой свитой, с форейторами и священниками, с дворецкими и кравчим и музыкантами, и они возглашали мир Господень всякому встречному. Торкелевы люди, все, сколько их было в городе, сбежались поглядеть, но иные из них мрачнели, когда епископы простирали к ним руки, а сидельцы в башне разразились радостными криками при виде их и снова принялись звонить в колокола.