Ржаной хлеб
Шрифт:
3
Летние дни с раннего утра торопят, подстегивают любого председателя колхоза. Дела, одно значительнее другого, словно волны в море, накатывают след в след, только успевай поворачиваться!
Сразу после наряда Потап Сидорович собрался ехать в летний животноводческий лагерь, к дальнему пруду, проверить, что дала утренняя дойка, но не ко времени зазвонил телефон. Сурайкин матюкнулся про себя и поднял трубку.
— Привет начальству, Килейкин говорит, — рокотал в трубке бархатный голос.
Потап Сидорович понял, по какому поводу звонит Килейкин, поморщился, досадуя.
— И тебе привет, товарищ начальник.
— Ты чего-нибудь кумекаешь насчет комплекса или нет? — строговато осведомился Килейкин.
— Как ты, Иван Федорович, так и я, — сухо ответил Сурайкин.
Ответ, видимо, задел председателя межколхозной строительной организации, кашлянув, он повысил голос:
— Это как понять: «Как ты, так и я?» Ты что, забыл решение Совета Министров?
— Во-первых, поспокойнее, товарищ Килейкин, — осадил Потап Сидорович, — я ведь не у тебя в штате. Во-вторых, в том же решении записано, что строить комплекс должна твоя МСО. Начинай и строй.
— Ладно, не будем пререкаться, — примирительно сказал Килейкин. — Дело общее. Давай, забирай своего главбуха и приезжай в Атямар. Надо заключить договор. Не забудь прихватить печать, типовой проект.
— В Атямар я не поеду, Иван Федорович. — Сурайкин усмехнулся: — Придется тебе самому прикатить ко мне. Если дело касается договора.
— Что значит не поеду? — возмутился Килейкин. — Ты что ждешь, когда тебе из райкома позвонят?
Сурайкин снова усмехнулся.
— Не запугивай, Иван Федорович, райкомом, зачем это. Мне труда не составляет привезти и бухгалтера, и печать, и типовой проект, одно только в Атямар не могу привезти: то место, где строить будем. А не зная места постройки, договора не подпишешь, это прежде всего тебе надобно знать.
Килейкин умолк, словно поперхнулся. Он, конечно, знал, что место застройки в договоре не указывается, это дело колхоза и райисполкома: где укажут, там и будешь строить. И все-таки, прежде чем подписывать договор, нужно хорошенько изучить площадку, куда предстоит завозить строительные материалы, гнать технику, где будут работать строители. А то подпишешь, не глядя, и окажется, что к площадке не подойти, не подъехать. Судись, разбирайся потом с этим фруктом — Сурайкиным! Посопев в трубку, Килейкин наконец согласился:
— Если ты такой неуступчивый, тогда жди, сам приеду.
— Ладно — жду, — вынужден был согласиться Потап Сидорович.
Если уж говорить начистоту, Сурайкин относился к Килейкину с острой неприязнью. Деляга, хлыщ, где только не побывал за эти годы! Во время МТС заведовал мастерскими, потом командовал Заготскотом, несколько лет был инструктором райкома партии, заместителем председателя райисполкома, директором кирпичного завода, а сейчас без году неделя, как возглавляет межколхозную строительную организацию. Пошли такого человека, скажем, главным врачом больницы — не откажется, только бы деньги платили!
Возмущало Потапа Сидоровича и то, что, часто меняя должности, Килейкин держал две квартиры. Одну — в Атямаре, другую — у них же в Сэняже. О пятистенке, что в селе, он говаривал, что дом этот не его — родителей, которых давно уже нет в живых. Правда, когда пошли разговоры, квартиру в районном центре он сдал, поселился здесь. Да и что не жить в таких хоромах? Дом большой, светлый, при доме — сад, огород, гараж с погребом, в саду — ульи. И жили-то всего втроем, а сейчас только он с женой: единственный их сын Федор ушел в армию. Ежедневно ездит из Сэняжа в Атямар, на работу: где бы ни работал, были машины — и легковые, и грузовые. Сядет на любую — и мигом дома, шофер ему не нужен — сам водитель. А сейчас еще лучше — заимел свой «Москвич». И тоже подумаешь: на зарплату машину не купишь, видно, жена помогает — заведует сельмагом.
Рассердил Потапа Сидоровича звонок Килейкина. Подумаешь, барин: в любой день мог бы дорогу перейти, почти напротив правления живет. Ан нет, не из таких Иван Федорович Килейкин! Ему сначала из Сэняжа надо ехать в Атямар, зайти в свой кабинет и уж оттуда позвонить в Сэняж по телефону. Как же, руководитель, не пристало ему ходить по правлениям колхоза!..
Через час Килейкин входил уже в кабинет Сурайкина, Живя в одном селе, они месяцами не встречались и сейчас с любопытством окинули друг друга. Килейкин — заметно постаревшего Сурайкина, голова которого стала уже не просто белой, а вроде бы даже подсиненной; Сурайкин — все такого же розовощекого упитанного начальника МСО. Словно бы продолжая разговор по телефону, Килейкин попрекнул:
— Вот и гоняй по твоей милости взад-вперед!
— А ведь и вправду незачем было гонять, — поддакнул Сурайкин. — Ты же, Иван Федорович, местный житель. Давно бы зашел, давно бы все и обговорили.
— Ты что ж, думаешь, у меня больше дел нет? Или в районе один твой колхоз? — Так и не присев, Килейкин раздраженно сказал: — Поехали на площадку — времени у меня в обрез!
Выбранная под застройку площадка — сразу за селом, между речкой и лесом — нравилась Сурайкину, понравилась и Килейкину, подъезды — откуда хочешь, с любой стороны. При полнейшем согласии они вернулись в правление, подписали договор.
— Теперь гони на наш счет деньгу, — поставив размашистую подпись, предупредил Килейкин. — Без денег строительство не начнем.
— Немного переведу, остальной аванс — после уборки, когда получим за хлеб, — ответил Сурайкин, пряча подписанный договор в сейф.
— Не буду возражать, если поставишь магарыч, с почина, — вроде бы пошутил Килейкин, без всякой шутки, выжидательно глядя в глаза Потапу Сидоровичу. Забыл, что и времени у него в обрез, и что шофер его персональной машины в кабине парится.
— А от этого вынужден отказаться, — Сурайкин чуть, приметно усмехнулся. — Извиняй, Иван Федорович, недосуг мне.
4
Дни тянулись жаркие — дышать нечем, ни ветерка, ни прохлады. Посмотришь вдаль — горячий воздух дрожит, зыбится, плывет блескучим шелковистым маревом. Страда подкатила вплотную: ускоренным темпом созрел не только горох, но и другие хлеба стояли сухие, словно воском облиты.
Марило и сегодня. Не слыхать ни щебетанья птиц, ни шороха веток. Куры ходят с раскрытыми клювами, пластаются под тенью в пыли. Попрятались в холодок и собаки, так изленившиеся от сонной одури, что и не гавкнут. Только петухи не опустили свои «кафтаны». Возле дома Кузьмы Кузьмича их собралось четыре горлана, что-то, похоже, задумали: подбоченившись, стоят друг против друга ровным четырехугольником.