Ржавое золото
Шрифт:
Но гулял и развлекался де Спеле недолго — в роскошном обеде он не смог проглотить первый же глоток вина! Попытался съесть кусочек каплуна — снова не получается. Оказывается, его плоть не только повзрослела, но изменилось.
— Я убрал то, что теперь тебе не требуется, изо всех твоих модификаций, кроме первичной, — пояснил Старейший, к которому де Спеле тут же сбежал. — В том числе системы пищеварения. Теперь ты черпаешь энергию для своей жизнедеятельности из эфира. Таким образом, я освободил множество клеток твоего мозга и заполнил их нужными сведениями, например, навыкам перемещения в пространстве, терморегуляцией, расширил канал связи со мной…
— Прощайте, попойки, прощайте,
— Хорошо, если вам угодно сохранить некоторые человеческие привычки, то я вмонтирую систему деструкции материи в ваши коренные зубы. Вы сможете брать пищу в рот, ощущать ее компоненты — вкус, запах, консистенцию, но потом она будет исчезать.
— Ладно, и на том спасибо, хотя бы компонентами наслажусь…
Но вскоре де Спеле сделал приятное открытие, что это самое система деструкции — штука достаточно полезная. Он мог насладиться хоть целой бочкой и вина и быком (правда, от жевания уставали челюсти) без малейших последствий! Не пьянел и не страдал несварением. Вечная трезвость и стройная талия! И слава выпивохи и гурмана. Право же, все устроилось наилучшим образом.
Итак, пир удался на славу, хотя лишь Контанелю и Виоле пища требовалось по-настоящему. Матильда уже обладала дублирующей системой питания от эфира, но о ней не подозревала. Она мечтала, какими разносолами и вкусностями будет ублажать господина призрака.
Когда стемнело, господин де Спеле по наущению Матильды укутал Контанеля плащом (ночи в августе холодные) и вынес на холм. Луна всходила поздно, и все небо усеяли звезды. Яркие, чистые, прекрасные звезды!
— Если бы ты знал, как много звезд там, — прошептал де Спеле, указывая на небо. — Все небо в звездах и днем, и ночью. Настоящее небо всегда черно, и звезды не мерцают…
— Вот бы подняться…
— Нет, под черным небом ты задохнешься и замерзнешь, человек. А мои мысленные картины не можешь принять. Но мерцающие звезды — это красиво! Взгляни — много-много лет назад ее называли Алмазом Неба. Тогда созвездия были совсем иными, и она была главной драгоценностью Небесной Короны. Сменилась многое, но Алмаз живет, мерцает. Белый, синий, алый…
Так Контанель снова увидел милые его сердцу светила и надолго позабыл о проблемах загробной жизни.
Три дня путники отдыхали. На третий день Контанель совсем поправился и стал избегать слишком рьяных нянек. Правда, давно… нет, всего лишь декаду назад обещанный ведьмочке танец он станцевал. Хотя танцевать пришлось под музыкальную шкатулку, в медленном темпе. Виола была в человеческом обличии, вздыхала о развеселых плясках полнолуния и в конце заявила, что это совершенно не то и вообще не считается.
А де Спеле беспробудно отсыпался в облюбованной глыбе. «Не терплю во сне сквозняков, — заявил он. — То ли дело камень, особенно гранит. Спокойно, как в могиле». И его спячка едва не сыграла роковую роль, так как от Цепи пришел вызов, а господин призрак его не почувствовал, ибо присутствовал на похоронах. На своих собственных, но, к счастью, во сне. И ему очень нравилось: лежит себе спокойненько во гробе, все чувства ублажены: во-первых, поза удобная, тепло и мягко, костюм парадный, сапоги новые, но не жмут; во-вторых, приятно ладаном и цветами пахнет; в-третьих, песнопения и орган слух тешат; в-четвертых, людей-то людей! И все горько рыдают, горюют, что такого человека потеряли. Не ценили, значит, при жизни, и только теперь опомнились.
То-то, отмечает де Спеле, но подняться и поукорять ему лень. Устал он, о, как устал… Вот насладится службой, а там пускай везут на кладбище и опускают в склеп.
Чья-то рука задела нос, нагло зашарила по груди и скрещенным на ней рукам, потом вцепилась в перевязь, дернула — и господин де Спеле вылетел из валуна, как морковка из грядки. И, как хорошая хозяйка, Матильда его не уронила, а придержала и поставила на ноги. Призрак на ногах держался нетвердо и проговорил, снова смежая веки:
— Зачем ты прервала мой вечный сон?
— Что? Какой еще вечный?! — даже несколько опешила Матильда. — Сами заварили кашу с Цепью, а нам расхлебывать?
— Постой, постой, Тильда. — Де Спеле затряс головой, вытряхивая из нее цветочки, ладан и реквием.
— Стою, а вы очухивайтесь поскорее! Вызов пришел, зовет вас кто-то.
Де Спеле оперся о валун, запрокинув лицо, поглядел прямо на солнце, словно пытаясь выжечь мрак и сомнительный уют склепа. Одурь отступала, и он трезво оценил нелепость, пошлость, слащавость и фальшь видения. Уж не человеческая ли суть, не сентиментальность ли сыграла с ним злую шутку? А вдруг он заснул бы надолго? Пусть не навечно, однако и несколько дней могли бы многое изменить!
Тут Матильда помогла, не оставила в беде нареченного папочку и ответила ему две осторожные, но чувствительные пощечины. Впрочем, от женской руки, пусть и такой тяжелой, честь господина призрака не понесла ущерба, поэтому он произнес:
— Тильда, спасибо, что разбудила. Да, кстати, каким образом ты проникла в камень? Этому надо учиться.
— Надо было, значит, проникла, — недовольно пробурчала Матильда. Не будет же она расписывать свое отчаяние, когда ее руки скользили по безнадежно твердой глыбе, лишь царапая мох и лишайник, когда убеждала себя, что она — призрак, что способна войти в камень. Как в тесто, скажем. И, наконец, сумела запустить руку и нащупать спящего де Спеле. Хорошо, что он неглубоко залег, а то ведь камень пустил руку Матильды только до локтя — ведь в тесто ни с головой, ни с ногами не забираются! А на большее у бедняжки воображения не хватило.
— Ты говоришь, что кто-то вызывал. Кто, ты не заметила?
— Да, вызывали. Наверное, девка эта, Ледяная.
— Почему ты так считаешь?
— А кто еще скрывался бы? Наверное, с вами полюбезничать хотела, да на меня нарвалась.
— Я вызову всех по очереди, — строптиво объявил де Спеле, доставая зеркальце.
Шарль де Минюи сидел у пылающего камина и любовался портретом. Не каким-нибудь потемневшим родовым, а новеньким портретом юной девицы.
— Вот… жениться решил, — смущенно пояснил Шарль. — Папа и мама настаивают, возраст уже, говорят, подходящий. Мне ведь почти шестьдесят.
— Поздравляю, Шарль. Но я все же посоветовал бы вам повременить с женитьбой. Нам нужна ваша энергия, не отвлекайтесь.
— Конечно, я всегда к вашим услугам.
Нет, это был не вампир, и не волшебник — тот расположился на полу и листал чрезвычайно древнего вида фолиант.
— Я, к стыду своему, только сейчас узнал, что сила опала зависит не только от фаз Луны, но и от атмосферного давления и влажности! — сознался тот.
Эгеньо занимался строительством.
— Я восстанавливаю Горбатый мост, Срединный, — объяснил он. — Когда-то, еще до Травного землетрясения, тракт пересекал здесь Волчье ущелье, а теперь проложен за Кривой горой, длинный, неудобный. Я построю мост, расчищу путь, и дорога станет короче. Люди пойдут сюда, а я буду собирать плату и нести все заработанное в храм. Я снова стану хранителем сокровищ.