Ржавый капкан на зеленом поле(изд.1980)
Шрифт:
— Может быть, вы и хороший журналист. Скорее всего, именно так. Но — извините меня! — вы очень плохо осведомлены о работе в книгохранилище. — Гербигера, казалось, ничто не может вывести из его ангельского терпения. — Не мне оказывается предпочтительное внимание, а библиотеке. Это библиотека, мой дорогой друг. А условия хранения книг требуют…
Но тут Герберт Пристер, уже не таясь, откровенно расхохотался ему в лицо.
— Все! Поздно! Вы ведь сами несколько минут назад сказали, что здесь нет ни единой приличной книжки, сплошная периодика. А магнитофон, к вашему сведению, был все время включен; я только перевел его на другую скорость. Кроме того, у меня есть еще и снимки… Итак, книги отпадают. Почему же вас так жалует Кен?.. Молчите?.. А знаете, вы ведь оказались пророком. Великолепная газетная сенсация!
Я неотрывно смотрел на Гербигера. Поразительно! Кроткая, отрешенная улыбка так и не покидала его лица. Он сидел, горбясь, вдавившись в кожаную спинку своего непомерно большого кресла, похожий на святого, излучающего безмерное долготерпение и доброту. Седой венчик вокруг лысины вполне заменял нимб.
Нет, этот человек был не только опытным постановщиком тайных спектаклей, он и сам обладал незаурядным актерским мастерством. Жаль только, что оно так и останется неизвестным широкой публике. Ведь даже Пристер в своей статье вряд ли сможет уделить достаточно внимания этой стороне его столь многогранного дарования.
… Самолет, на котором мы прилетели из Вены, прибыл вечером, точно по расписанию. К трапу спешил высокий, плотный, слегка прихрамывающий человек.
— Ой, дядя Витя, да вы ли это! — Инга зачарованно уставилась на ряды орденских планок на левой стороне пиджака; к нам домой он всегда являлся без каких-либо наградных знаков.
Мой стародавний приятель, друг нашей семьи Виктор Клепиков, широко улыбаясь, шагал навстречу.
— А что — не похож? Решил вот по такому случаю встретить вас при полном параде.
Он привлек меня к себе, прижал крепко, потом обнял Ингу.
— Ну что, сударыня, будем кофров дожидаться или двинем пустыми?
— Ой, дядя Витя, давайте скорее! — встрепенулась Инга. — Не могу как Москву видеть охота!..
На улице Горького Виктор отпустил свою машину. Мы пошли все трое в обнимку по ярко освещенной нарядной бурлящей улице, и прохожие с веселыми, недоумевающими улыбками оборачивались нам вслед. Их можно было понять.
Виктор шутил без конца, Инга смеялась. Глаза у нее были ошалелые и счастливые. Мне тоже было хорошо.
Не надо было больше думать ни про слежку, ни про «хвосты», ни про гадючьи глазки телекамер, ни про черный «мерседес» с красными кожаными сиденьями.
Мне было так хорошо…
А вечером пришла короткая телеграмма от Эллен:
«Вальтер скоропостижно скончался».
В письме, которое я получил несколькими днями позже, Эллен писала:
«Вальтер принял смертельную дозу снотворного. Врачи уверяют, произошла роковая ошибка. Я думаю иначе: Вальтер наложил на себя руки. Но почему? Почему?»
Бедная Эллен, конечно, была права. Вальтер свел счеты с жизнью.
Но это не было обычным самоубийством.
Вальтер Редлих судил себя, вынес себе смертный приговор и сам привел его в исполнение.
На большее у него мужества не хватило…
De mortius aut bene, aut nihil.
О мертвых либо говорят хорошо, либо не говорят вовсе.
И все же бывают случаи, когда можно и даже нужно пренебречь этим мудрым советом древних латинян.
Не для того, чтобы потревожить мертвых.
Чтобы предостеречь живых!