Ржавый Рыцарь и Пистолетов
Шрифт:
Оляля подошел и обнял ее за плечи.
— Ты, девушка, сама себя не знаешь! Но я рад, что ты прозрела!
— Гриша, как ты ее назвал?
— «Эдельвейс. Глаза Неба», — сказал Оляля.
— Гриша-а! — протянула печально Даша. — Я понимаю твои аллегории, они — прекрасны, но ты же обещал не рисовать меня на своих картинах?
— Обещал, — нахмурился Оляля, — но я мог написать твой портрет тебе в подарок? Такой, какой я тебя вижу? И не теми двумя фарами, что слишком однозначно все воспринимают, а третьим глазом, что работает на уровне подсознания…
— Почему ты не говорил, что Арефьев тоже рассказывал тебе эту легенду? —
— Мне важно было знать, как ты ее закончишь. Даша подняла глаза.
Мне не нравится ее конец. Глаза Неба, по легенде, изгои общества. Их дар — их проклятие, за это их преследуют, за это их убивают. Но душа подобных людей воистину бессмертна. После смерти тела Глаза Неба находят другого человека, чья душа сродни тому, кто умер. Сквозь души скольких людей должна промчаться эта звездочка, чтобы понять, зачем человек живет на Земле, каково его предназначение? Каков был изначальный смысл нашего появления на Земле? Зачем мы пришли? И почему уйдем? — Она обняла Гришу. — Теперь я вижу, ты тоже Глаза Неба…
— Нет, я — скорее земной засланец, Штирлиц долбаный. Я эту тайну подслушал и почти сдал ее со всеми потрохами, но в последний момент одумался и зашифровал. Только ключ к шифру потерял, а без него сам не пойму, что к чему.
— Ты сказал, что не закончил картину?
— Ах да! — улыбнулся Гриша. Он достал из кармана маркер и на обратной стороне холста написал размашисто: «Дашке — моей неуловимой и любимой подружке — от Ляльки», поставил год, число и пририсовал маленькую матрешку. — Вот теперь все. — И вручил ей картину. — Бери, пользуйся, Дашурка!
— Матрешка? — Даша коснулась пальцем крошечной фигурки. — Это твой талисман?
Оляля мгновение смотрел на нее, затем нагнулся и достал из-под столика большую матрешку с тупым, сонным лицом.
— Это — моя лень, — пояснил он, ткнув в нее пальцем, а затем принялся вытаскивать одну матрешку из другой: — Это — моя жадность! Это — трусость! Это — лживость! Это — склонность к вину и наркотикам… — Наконец осталась одна, самая крошечная, с палец величиной. Оляля положил ее на ладонь и поднес к Дашиным глазам. На нее глянул паяц с наполовину плачущим, наполовину смеющимся лицом. — Вот видишь, кто я на самом деле. — Оляля криво усмехнулся. — Я точь-в-точь этот бродяга, плачу, когда мне смешно, и смеюсь, когда завывать хочется.
— Гриша, — Даша протянула ему картину. — Спасибо тебе! Но пусть она пока побудет у тебя. Я заберу ее перед отъездом. Сам понимаешь, ей не место в гостинице.
— Хорошо, — обрадовался Оляля, — честно сказать, я и сам еще не готов с ней распрощаться. Пусть на стенке повесит, а душа постепенно привыкнет, что она уже не моя.
— Душа?
— Нет, картина. — рассмеялся Оляля и взял Дашу за руку, — а теперь пошли козлятину есть на вертеле.
И они опять вернулись в тот мир, где вовсю царствовали ароматы жареного мяса, лука и специй — запахи не всегда уютного и дружелюбного мира, который оба любили превыше всего…
Глава 5
Даша вернулась в город, когда его с головой накрыли ранние сумерки. Метель почти прекратилась, но с неба валилась мелкая, как пшено, снежная крупа. Похожие на рыжих мастодонтов снегоуборочные машины и почти старорежимные дворники с огромными фанерными лопатами и лохматыми метлами продолжали работать, не справляясь со снежными заносами, в которых, как гигантская подводная лодка, затонул Краснокаменск. Похолодало, и только мутные желтые пятна огней указывали, что город еще жив. Такси, которое Оляля вызвал ей по телефону, едва пробилось сквозь бесконечные пробки на дорогах. Водитель шепотом матерился, тормоза на скользком асфальте держали плохо, и старенькую «Волгу» несколько раз заносило в сугроб, когда под самым ее носом внезапно возникали габаритные огни очередного товарища по несчастью. Общественный транспорт встал на якорь, и отчаявшиеся добраться домой люди бросались под колеса автомобилей с зажатыми в руках купюрами. Судя по их цвету и количеству, ставки росли здесь быстрее, чем курс доллара во время дефолта.
Но с Даши таксист взял по-божески, триста рублей, тем самым сведя на нет старания Оляли удержать местные тарифы в узде. И подвез к самому подъезду гостиницы, несмотря на то что тетки в оранжевых жилетах, грузившие поблизости грязный снег в коммунхозовскую машину, выругали их обоих.
Поднимаясь по ступеням гостиничного крыльца, Даша заметила рядом с входными дверями телефон-автомат и только сейчас вспомнила, что так и не позвонила Гусевым. Она хотела попросить у Михаила машину. Недавно он купил себе шикарный «Ланд Круизер», Танька ездила на «девятке», но Даша знала от Оляли, что они до сих пор не продали свою первую машину, и надеялась одолжить ее на время, чтобы съездить в Сафьяновскую на похороны Арефьева.
— Ладно, позвоню из номера, — решила она и подошла к стойке администратора за ключом.
Яркая холеная дама-администратор тотчас узнала ее и, многозначительно улыбнувшись, почти пропела:
— А вас уже ждут в номере, Дарья Витальевна!
— Кто? — опешила Даша, рука, протянутая за ключом, повисла в воздухе.
— Велено не говорить, — дама покачала головой, — сюрприз, да еще какой!
— Вообще-то я не люблю сюрпризы, — нахмурилась Даша, — и впредь вас прошу моими ключами не распоряжаться. Я никого не жду в гости и не уверена, что этот сюрприз будет для меня приятным!
Дама застыла с открытым ртом и проводила Дашу взглядом до самых дверей лифта. И когда створки захлопнулись, подняла трубку, набрала номер, быстро сообщила:
— На подходе! — и бросила трубку на рычаг. Наблюдавший за ней охранник усмехнулся:
— Сердитая дамочка!
— Зажралась больно, — выразилась в сердцах администратор и, достав помаду, подкрасила губы. Оглядев себя придирчиво в зеркало, добавила: — Уж я бы этот сюрприз из рук не выпустила!
Даша вошла в номер. Никакого сюрприза не было. Влад по-домашнему, без пиджака и в одних носках, сидел в кресле у стола, который был сервирован тоже почти по-домашнему. Владислав Макаров был из тех людей, которые мгновенно соорудят шикарный стол, нисколько не гнушаются откупоривать бутылки, нарезать хлеб и колбасу хоть в компании бомжей, хоть дипломатов.
— Привет, — сказала она весело и, остановившись на пороге, прислонилась к косяку. — Присел?
Макаров поднял брови. Ее веселый тон его не обманул, и бывший генерал насторожился. Но тоже виду не подал.
— Привет! Как видишь, присел, но намерен остаться здесь надолго, пока ты не выслушаешь меня.
— Чудесненько! — Даша от порога метнула сумочку, следом полетели шапка и рукавички. Все это добро благополучно приземлилось на диван. Расстегнув пуховик, она прошла и тоже села рядом с ними, но на удалении от гостя.