Ржевский 3

Афанасьев Семён

— Когда в прошлый раз его одежду перед покупкой мерили, ему скорая сексуальная помощь была нужна, — действительно начинает пояснять японка.

Зачем?! Не сдерживаясь больше, впечатываю ладонь в лицо, не будучи в силах скрыть крайнюю степень собственной досады по поводу происходящего.

Сгорел сарай, гори и домик. Хуже уже не будет. Наверное.

— ЧТО-О-О?!! — Наталья подпрыгивает вместе со стулом.

Упс, и Виктория тоже. Вот это да, вот это поворот.

Что же делать, что же делать. Рот никому из них

не заткнёшь, а выпытывать такие деликатные подробности (не подлежащие разглашению!) — всё равно что прямо вторгаться в мою личную жизнь.

Интересно, а есть здесь в конституции защита личной жизни?! Чем гарантирована, какими инструментами и правами?!

Спросить Наджиб, что ли?! Она всегда по законодательству в курсе!

Стремительно поворачиваюсь в её сторону — и упираюсь в поднятую ладонь, она с кем-то разговаривает по бесшумке. Машет мне, чтобы не мешал, разговор де серьёзный.

Чёрт, ну как так. Хоть плачь, как маленький. Какое роковое стечение обстоятельств, только вздохнуть и себя пожалеть.

С юмором у соотечественниц после услышанного становится туго, как и с великодушием. А также с отстранённым философским взглядом на вещи, которым мне последнее время всё больше и больше нравится Наджиб.

Хоть женись на ней, в самом деле — резко без разбега задумываюсь. Тогда и бабам всем можно честно говорить: окольцован. Сорри.

Это самое, то да сё, пупками потереться — всегда пожалуйста, но дальше стоп. Имеется законная жена.

Или даже перед интимом всем сообщать? Может, что женат, лучше даже до того, как, говорить? Пожалуй, так порядочнее. Из десяти хоть пара баб всё равно согласятся, зато греха на душе нет.

Надо просто больше предложений делать. Числом брать. Если сотне дам предложить, да хоть десять процентов согласятся, уже ого какой выбор получается.

Тьху ты! В следующую секунду решительно одёргиваю сам себя. И в какие только дебри мысль в минуту опасности не убегает, напасть какая-то. Что за дурацкие идеи.

Мотаю головой, стряхивая наваждение.

— Сказал, ему нужна скорая сексуальная помощь, — ровно и спокойно повторяет Юки в ответ на вопрос соотечественниц. — Сил нет терпеть, сказал, и ещё добавил, что у меня глаза красивые и линия бёдер очень выразительная. Заставляет его сердце биться сильнее, — она задумчиво скользит по мне взглядом.

Следом за ней на меня смотрят и другие, но не слишком нейтрально. Я не я буду, если это не латентная агрессия в мой адрес в их глазах.

Чёрт. По отношению к Юки начинаю себя чувствовать последней сволочью.

Обязательно извинюсь и искуплю, даю слово самому себе.

Господи, за что так жестоко караешь? Я-то ладно, а вот её как жалко… Хоть и на ней тоже женись, чтоб утешить, вдруг она именно брака хочет.

После этой мысли себя тоже становится жалко.

Я запутался.

Господи, если ты есть, вразуми раба неразумного своего. Ладно,

помощи от тебя никогда не дождёшься! Хрен с тобой, хрен бородатый (о, каламбур).

Не помогал ты мне раньше — всё своими руками всегда делать приходилось — обойдусь без тебя как-нибудь и впредь.

Но хоть подсказать, что делать, ты можешь? Знак подать?! Язык у тебя в жопу втянуло? Или развалишься — подсказку сделать?! О девчонке ведь пекусь!

Пару секунд сосредотачиваюсь, пытаясь уловить хоть какой-то сигнал от высших сил. Хоть откуда-то.

Тщетно.

Религия — опиум для народа, всегда говорил. Нет бога, видимо. Придумали его те, кто в безвыходную ситуацию попадал, а помощи извне не было.

— Потом? — а сисястая (рыжая), кажется, по угрюмости решила сестру перещеголять. — Попросил он у тебя скорой помощи, про бёдра твои сказал, глазками похлопал. Что потом было? Если не хочешь, можешь не отвечать…

— Ну я ему и помогла! Он как парень мне нравится, думала, теперь встречаться будем. Потом через минуту ещё говорил, что очень впечатлён случившимся, даже стих даже рассказал. Только… — Юки наклоняется к уху рыжей и что-то шепчет.

Ох. Ох. Ох. Что же делать, что же делать, что же делать. Такое впечатление, именно в этот момент самое плохое за весь их разговор и происходит.

Чайник на себя горячий опрокинуть, что ли? Так нет его на столе. А если соком Демидова себя начать поливать, нужного эффекта не будет.

Думай, голова, думай.

Жалко девчонок. Такое впечатление, что зря я так…

А пока моя голова думает, господи, если ты есть, яви чудо рабу своему! Уж больно момент тяжёлый. Раньше ни о чём тебя не просил — всегда сам выпутывался, и здесь, и дома.

Ещё никогда в такие передряги не попадал, даже когда на нелегале на той территории в чужом штабе мины закладывал.

Ох три раза. По мере тихого рассказа японки лицо соотечественницы очень нехорошо меняется. Охота даже возмутиться шумно: какое твоё дело?! У нас с тобой пока вообще ничего не было!

Однако тренированное предчувствие тихо подсказывает (оно меня обычно не обманывает), что в данный момент это может оказаться не лучшей коммуникационной стратегией.

Думай, голова, думай; должны быть выходы. Не бывает безвыходных ситуаций.

—… но с ним — это одно, — теперь и лицо Юки становится жёстким.

Слава богу, не в мой адрес — разговаривает она исключительно с Натальей, сама на взводе, не мигает даже.

Или бог всё-таки есть? Какая никакая, а поддержка в ситуации? Когда внимание атакующей стороны отвлекается на второй конфликт, у меня пространство для манёвра ширится, против воли проникаюсь надеждой.

Глядишь, дамы сейчас между собой заспорят, с меня фокус внимания и соскочит. Переключится. А там я что-нибудь соображу, лишь бы первый накал напряжёнки сбить.