Ржевский 3
Шрифт:
— Сперва поговорим, — предложил опекун, давая ей время и возможность настроиться на нужную волну, поймать резонанс, попытаться сориентировать его по обстановке.
Мадина подумала — и тоже вышла на середину комнаты, встав рядом с фабрикантом. Отсюда она, во-первых, принялась немедленно поливать ментальным успокоином Демидова (тот звенел, как струна) плюс просканировала стены, стол и самого чиновника на предмет закладок.
Как и было оговорено с Димой, результаты она выбросила ему на пальцах, вслух произносить не стала (даже
Растопчин был типичным магом-энергетом, но не с боевым уклоном, а близким к целительству. Так называемые внутренние школы: с ней на её игровом поле не сравнятся, потому что на других воздействовать не могут, однако свои мыслительные процессы структурируют чуть ли не как её коллеги.
В довесок шёл боевой амулет в виде перстня на пальце, высокоуровневая плазма.
Никакого огнестрела, боевого техно или аналогов в кабинете не было: Растопчин это транслировал открыто (хотя и непроизвольно) и явно рассчитывал на внешние фильтры у входов в здание в лице Гвардии Наместника.
Дмитрий ей в ответ оттопырил на секунду мизинец и безымянный палец левой руки: понял, принял.
— Цель твоего визита сюда? — Растопчин после некоторого размышления повёл себя в стиле армейского парламентера, ведущего переговоры с противной стороной, когда оба участника разговора вооружены.
Оружие при этом изготовлено к бою и направлено на собеседника.
— Ревизия. — Ржевский, как и оппонент, не мигая смотрел ему в глаза.
— Не понял? — чиновник удивился и не счёл нужным этого скрывать. — Ревизия кого?! На предмет чего?!
— Шутишь? А как по-твоему мой правовой статус в этом городе называется?! — Дмитрий понёс странным нездешним канцеляритом.
Как будто и не из русского языка взято, но по-русски вполне понятно.
— Изначальный Род, — задумчиво кивнул самому себе Растопчин, шевеля извилинами. — Формальные основатели города, имеющие право, теоретически,…
— В моём случае на тот иммунитет ещё есть мультипликатор, — перебил Ржевский. — К праву Изначального входить всюду, кроме имений соседей по Золотому Квадрату, прибавь уникальный родовой бонус.
Градоначальник вопросительно изогнул бровь.
— «Право не снимать шляпы в присутствии монарха и не вставать со стула, из кресла, с дивана, когда он входит», — Дмитрий процитировал всем известную декларацию фамильного устава.
В своё время, не желая нагнетать напряжёнку со строптивцами-алкоголиками, тогдашний царь завизировал это право потомков гусара собственным автографом.
На тот момент признание смешного (как казалось) преимущества Ржевских над абсолютно всеми родами в Империи (включая царский, занятно. Бывают же в жизни исключения) представлялось самым рациональным решением затруднения и конфликта.
Справедливости ради, в дальнейшем носители фамилии злоупотребляли прогибом царя несильно: в столице их отродясь не видели, в Соте с монархом они тоже не пересекались
Однако формальное право не вставать перед царём (и не снимать при нём шляпы) автоматом влекло за собой и все права царя. В том числе — открывать ногой двери в любой Аппарат Наместника, в том числе сюда.
— Раньше ваша фамилия так никогда не делала, — констатировал Растопчин, обдумывая, как лучше поступить.
— Надо же когда-то начинать.
— Но ты не царь, чтобы я перед тобой отчитывался. И давай начистоту: декларативные права должны подтверждаться силовыми возможностями. — Градоначальник прокрутил на пальце перстень.
Ржевский лениво скользнул по артефакту взглядом, явно просчитал последствия для себя лично и глумливо хмыкнул:
— Подтверждаются в данном случае. Насчёт царя: да, я не он, но по многим пунктам лучше.
— Я и спорить не буду, — энергет откинулся на спинку кресла. — Хорошо, ты лучше. Но ты не мой начальник и не входишь в структуру управления. Кстати, ты оценил, как я с тобой вежливо разговариваю?
— А ты? Как я с тобой?
— Ладно. — Маг хлопнул ладонями по столу. — Начистоту так начистоту. Да, у вас, Изначальных, есть формально прописанное право всех нас нагибать. Да, по закону — если вы захотите — мы все обязаны слать по двенадцать экземпляров каждой бумаги каждому из вас. Но этого никто никогда не делал и делать не будет, знаешь почему?
— Скажи свою версию личной позиции, — с непонятной насмешкой в голосе предложил опекун. — Потом скажу я.
— Потому что прописанные для вас льготы — знак вежливости и подачка. Декларация, за которой ничего не стоит, — Растопчин говорил, словно вбивал гвозди в дерево. — Да, полторы сотни лет тому, ВОЗМОЖНО, всё было иначе. Но время течёт и сейчас мы имеем то, что имеем.
— А что мы имеем? — обманчиво спокойно полюбопытствовал Ржевский.
— Сложившийся баланс сил. Вы крутите свои дела в обход таможни, в обход налогов, в обход боярских правил. Мы на это закрываем глаза.
— А вы — это кто?
— Те, кто был, есть и останется возле Престола. Поколениями там, куда вам ходу не было и не будет.
— Типа, мы сидим в своей географии? В Свободной Зоне? Внутри творим, что хотим, даже полиции неподсудны? Но за определённые линии не заходим?
— Точно. — Глаза градоначальника тоже стали ледяными. — И то, до поры. Открою тебе маленький секрет, а то ваша фамилия и прозевать могла: через месяц даже это может здорово измениться.
— У меня для тебя плохая новость, Сергей Васильевич. За прочих Изначальных ничего не скажу, те одиннадцать отчётов с ними сам обсуждай. А вот Ржевскому ты сейчас ответишь полностью, подробно и по всем пунктам. Спрошу в своём праве, как с чиновника, работающего на моей территории.