«С Атомной бомбой мы живем!» Секретный дневник 1945-1953 гг
Шрифт:
Так же внимательно отнёсся Берия к просьбе киноактрисы Лидии Смирновой о выделении ей и её мужу кинооператору Рапопорту квартиры в высотном доме. В 90-е годы она несколько переврала эту историю, но спасибо хоть не опустилась до побасёнок насчёт того, что получила квартиру якобы за «ночь насилия над ней». Зато актриса Татьяна Окуневская расписала в те же 90-е годы это мифическое насилие на «карельско-берёзовой» кровати во всю силу своей «художественной» фантазии.
Но вымыслы Окуневской очень уж контрастируют с теми документами, подтверждёнными фактами, которые приведены выше. И факты показывают, что
Между прочим, в структуру органов безопасности лишь однажды было введено подразделение с удивительным для этого ведомства названием: «Бюро жалоб». Оно существовало только в 1939 году — том самом году, когда новый нарком внутренних дел Берия исправлял «перегибы» бывшего наркома Ежова.
Интересны в этом отношении воспоминания вдовы Бухарина — Анны Лариной-Бухариной. Она была знакома с Берией с 1928 года, с 15-летнего возраста, когда приехала на Кавказ с приёмным отцом, и даже в 90-е годы отмечала тогдашнюю «приветливость» Берии и то, что он «производил впечатление человека неглупого и делового». Ну, последняя оценка из уст Лариной, которой во время её второго общения с Берией, в 1932 году, было всего 19 лет, может быть, стоит и немного. Что она тогда, да и позже, понимала!
Однако Ларина прибавляет, что Берия «во время бесед с Куйбышевым, в то время председателем Госплана, уделял большое внимание вопросам экономики Закавказья». И поскольку память у вдовы Бухарина была отменной, это её свидетельство для нас, безусловно, важно.
В третий раз они встретились в 1939 году, в кабинете наркома внутренних дел СССР. Осуждённая Ларина-Бухарина из Томского лагеря обратилась к наркому Ежову, но письмо попало уже к наркому Берии, который распорядился доставить Ларину в Москву.
В своих воспоминаниях Ларина очень точно воспроизвела не только диалоги, но и всю психологическую атмосферу их беседы. Но при этом она так и не поняла, что заботило Берию и что он взвешивал в ходе разговора. Да, даже через десятилетия Ларина-Бухарина не поняла, о чём и что она написала.
А ведь суть была в том, что Берии за какой-то час предстояло понять — можно ли освободить эту озлобившуюся, но всё ещё очень молодую женщину, за долгую и счастливую жизнь которой он провозглашал тост в 1928 году, или надо продолжить её изоляцию от общества? И вообще — можно ли её пощадить, сохранив ей если не свободу, то хотя бы жизнь?
В этом отношении показательны и явно аутентичны слова Берии после того, как Ларина сказала: «Может быть, хватит?» Берия сразу возразил: «Нет, нет, продолжайте, интересно, как в вашем уме это всё преломляется».
Ларина-Бухарина так и не поняла, что сама по себе она была всего лишь смазливой девушкой, с детства жившей в среде государственных руководителей не по праву незаурядности, а по случайности рождения…
Что она, став женой Бухарина, вращалась в высшем политическом кругу не в силу своих политических талантов, а в силу неудержимого тяготения Николая Ивановича к «молодятинке».
И вот теперь, оказавшись вдовой врага народа — врага без кавычек, поскольку Бухарин к середине 30-х
Это, конечно, — о Бухарине.
Несложно было догадаться и о том, кого имела она в виду, когда писала так: «Чёрный ворон, злой, коварный, /Сердце, мозг его клевал; /Кровь сочилась алой каплей,/ Ворон жил, на всё плевал!/Ворон трупами питался,/ Раскормился, всё не сыт!/И разнёс он по России/Страх и рабство, гнёт и стыд!»
И Берия взвешивал…
Конечно, жаль было девчонку, которую сластолюбивый Бухарин не пожалел и привязал к себе. Но выпусти её, и она на всех углах будет кричать о том, что её, мол, Николай Иванович «мысли не любил оков», за что его мозг и был выклеван «злым, коварным чёрным вороном» Сталиным.
А вот уж это было не делом чьих-либо личных симпатий или антипатий: в западной печати и так хватало «сенсаций из застенков НКВД», а среди столичной «элитной» шушеры — злобы на Сталина и его дело.
Ларина-Бухарина не поняла, что как человек Берия её очень жалел и хотел ей добра, но он был одним из руководителей государства и отвечал при этом за государственную безопасность. И в этом качестве он не имел права судить как человек, он был обязан судить как глава НКВД! И, между прочим, в этом качестве он должен был бы принять решение о расстреле вдовы Бухарина, потому что убедился в её непримиримости. Однако он сохранил ей жизнь, и его пожелание долгой жизни милой ему девочке сбылось! В отличие от Берии, погибшего сравнительно молодым, Ларина-Бухарина зажилась за восемьдесят. Она умерла в 1996 году, в возрасте 83 лет, и ещё успела в «перестроечные» и первые «ельциноидные» годы внести свою лепту в дело психологической войны против России.
А тогда, в 1939 году?
Что мог тогда сделать Берия для неё, кроме того, что он отправил её в камеру с пакетом фруктов и в первый год её заключения в Москве дважды переводил ей деньги внутренним переводом для пользования тюремным ларьком?
Затем пришла война, начавшаяся для России так тяжко в том числе и потому, что не были до конца вычищены из жизни страны неразоблачённые сторонники Троцкого, Бухарина, Тухачевского, Якира, Уборевича… И Берии, в его почти круглосуточной ежедневной и еженощной загруженности, было уже не до глупой девчонки-мотылька, бездумно полетевшей на огонь мужской политики.
Впрочем, для Бухарина и ему подобных «старых большевиков» политика ко второй половине 30-х годов выродилась в политиканство. Сталин и его товарищи строили, бухарины болтали, писали умные статьи и… играли в заговоры. В тюрьме Бухарин написал десятка три стихов. Спору нет — это было очень эрудированное творчество, как и сам Бухарин. Однако, читая его стихи, начинаешь понимать, почему в партии Николая Ивановича порой называли «Коля Балаболкин».
А вот другой сюжет по теме, на этот раз — о вполне взрослом мужике, присоединившем свой голос к хору «обличителей» Берии как в реальном масштабе времени — на июльском 1953 года Пленуме ЦК, так и в годы развитого «ельцинизма».