С Бобом и Джерри тропой инков
Шрифт:
Но главное, надо было подумать о том, кто там, в Амазонии, поможет нам сориентироваться. Из-за боязни летать Боб побывал в тех краях лишь однажды, поэтому мало что знал. Он был незаменимым шерпой лишь для путешествий по остальной части страны.
Поэтому мне предстоял серьезный разговор с одним польским монахом, который еще в юности приехал в Перу и так и остался здесь навсегда: увлекся травничеством, излазил в поисках снадобий всю страну, а теперь, в свои 80 лет, руководил небольшой клиникой, где лечат исключительно натуральными средствами, без капли химии. Я надеялся, что он сможет дать мне необходимые контакты в Икитосе и дальше в Амазонии, чтобы осуществить
Туризм как таковой был для меня уже пройденным этапом, я до этого на Амазонке побывал, в отличие от Боба, даже дважды. Поэтому лететь в сельву только для того, чтобы еще раз полюбоваться попугаями, не хотелось.
Я мечтал увидеть своими глазами знаменитый кошачий коготь — целебную, чудодейственную лиану. А это совсем не просто. Проще отыскать корень женьшеня в Уссурийской тайге.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
По Амазонии. В поисках кошачьего когтя
Подготовка к броску в сельву началась с неприятностей. В то время как я благодушно ожидал только хороших новостей, появился сильно смущенный Боб и заявил, что на этот раз фокус со взяткой прошел лишь частично: все необходимые для справки анализы он для терьера «сделал», но вот саму справку «этот чертов ветеринар» — а это был особый таможенный ветеринар, который сидел где-то на задворках аэропорта, — не дал, категорически заявив, что должен «осмотреть животное».
Я сначала даже не понял, о ком идет речь, Джерри уже давно перестал быть для меня «животным». Ума у него было много больше, чем у отдельных человеческих особей. Недаром, как шутил один из моих друзей, «у пса уже формируется кисть, а скоро он вообще заговорит».
Пришлось тащиться в аэропорт к этому странному ветеринару. Это же надо, «грязные» деньги не берет — просто чудеса в такой взяткоемкой стране, как Перу. В этом смысле перуанские чиновники — сиамские близнецы наших отечественных. Я даже заочно начал уважать ветеринара и снисходительно простил ему неудачное слово «животное»: в конце концов, он же не знаком еще с Джерри. Да и вообще, наверное, слишком долго имел дело с какими-нибудь хомяками.
Психологически я тщательно подготовился к справедливой выволочке, которая была неизбежна после неудачи Боба. Ветеринар же не дурак и догадается, кто к нему послал Боба. Значит, надо терпеть.
Я не ошибся — это стало ясно еще до того, как мы с Джерри вошли в кабинет ветеринара. Минут тридцать мы сидели в очереди, и я понял, что не одному мне пришла в голову греховная мысль о взятке. Ветеринар разговаривал громко, поэтому происходящее за дверью слышали все. На каждое сомнительное слово, сказанное посетителем, старик произносил отповедь о морали, достоинстве человека и его ответственности за ближних (в данном случае — собак, кошек и попугаев).
Пожилая француженка со своим мопсом вылетела из кабинета вся красная, к тому же брезгливо держа свое вчерашнее сокровище за шкирку — у мопса оказалась экзема, а потому справку псу не выдали. Солидный уравновешенный голландец со своим котом, напротив, долгожданный документ получил, но был глубоко возмущен тем тоном, каким ему сделали выговор за попытку всучить старику взятку. Видимо, голландец, как и я, много лет прожив в этой стране, легко отвык быть законопослушным.
Мы с Джерри втиснулись в кабинет скромно, с мордами, полными раскаяния, и всю отповедь старика выслушали молча, согласно кивая головой. То есть головой, конечно, кивал я, а Джерри изо всех сил строил из себя милого песика и невинными глазами восхищенно смотрел в сторону на дипломы. Впрочем, он-то действительно был чист перед Господом и ветеринаром.
Для начала мне пришлось выслушать от седовласого человека лекцию о том, что не все в Перу покупается и продается. И что Амазонию перуанцы оберегают как зеницу ока, чтобы не погубить тамошнюю фауну и флору. И что вообще стыдно присылать к пожилому, заслуженному ветеринару — тут айболит сделал горделивый жест в сторону различных дипломов, которые украшали стену его кабинета, — какого-то подозрительного индейца, похожего на террориста (это он о Бобе), вместо того чтобы не погнушаться и честно привести к нему собаку.
Справку мы получили. Сказался мой вид раскаявшегося грешника и порода Джерри. Выяснилось, что, при всем своем богатейшем опыте, норвич-терьера ветеринар еще не видел ни разу. А когда старик узнал, что терьер еще и крысолов по образованию, лед был окончательно сломан. Без особого преувеличения можно сказать, что встретились соратники по борьбе. Как истинный охранитель всего здорового на земле, врач, как и положено, больше всего на свете ненавидел крыс и уличных голубей — извечных переносчиков всяческой заразы. А потому признал в терьере коллегу. К тому же, как и он, дипломированного: я на всякий случай захватил собачью родословную и медаль с дипломом, полученные Джерри еще в подростковом возрасте на выставке.
Старик внимательно осмотрел английского джентльмена и в заключение меня даже похвалил.
— Замечательная собака, и очень хорошо, что вы его не перекармливаете, он в отличной форме.
Ну а после рассказа о битве Джерри с семейством кондоров я бы мог получить от старика и десять справок, настолько рассказ ветеринара умилил.
— Только зачем вы тащите это славное создание на Амазонку? — заметил дед, уже подписывая справку. — Неужели не с кем оставить? Вы даже не представляете, сколько там ядовитых тварей и разнообразных кровососущих — переносчиков инфекций. Разве можно рисковать подобным экземпляром?
Я честно признался, что терьер мне как родной брат, с которым я просто ни на минуту не могу расстаться, и твердо обещал оберегать пса от анаконд, ядовитых пауков и пираний.
— Понимаю, — любуясь «славным созданием», сказал врач. — Ну что же, давайте я ему хотя бы сделаю прививку. И не уверяйте меня, — тут старик брезгливо отодвинул бумагу о прививках, добытую Бобом, — что это не липа. Мне все время пытаются подсунуть липу, но с доном Рикардо, — это старик о себе, — такие фокусы не проходят.
После этого Джерри стоически вытерпел укол, а я наконец получил справку.
— Ну как? — с тревогой спросил нас Боб после возвращения от ветеринара.
— Нормально, — ответил я. — Можешь не беспокоиться за свою страну, у нее еще есть безгрешные хранители. Но вот что будет с Перу, когда старый ветеринар умрет, не знаю.
Первое препятствие мы преодолели, но второе оказалось мне не по зубам.
Падре Иосифа я знал давно и периодически с поляком общался, однако человек он по природе замкнутый, так что общение носило формальный характер. Хотя в то время, когда кошачий коготь не был столь популярен, а точных научных доказательств его эффективности еще не хватало, я написал пару статей о когте для перуанской прессы, чем в меру своих сил помог травнику. Но, как и многие поляки, он не доверял русским в принципе, поэтому лишь холодно поблагодарил меня за поддержку. Я не обиделся, прекрасно зная многовековую и всегда противоречивую историю русско-польских отношений.