С царского плеча
Шрифт:
Подруги решили, что Вирсавия вновь будет обвинять Людмилу в совершенном ею грехе, в измене мужу. Но та заговорила совсем о другом.
— Справедливо ли то, что я во всем была помощницей своим братьям, во всем следовала указаниям старшего, оставила все свои амбиции, не пошла учиться дальше, и что получила я за свою преданность? Положение то ли кухарки, то ли кастелянши, то ли просто приживалки?
— Неправда. Ты всегда имела всего в достатке. И я была к тебе добра.
— Да, ты девочка неплохая, — вынужденно согласилась Вирсавия. — Хотя и блудливая. Но речь сейчас о другом! Почему сыновья брата в почете, а мой ребенок оказался вдруг в
— Но ты же сама помогла моему мужу избавиться от детей Илларии — своего брата. По твоему навету из поселка был опозорен и изгнан из поселка Илия. Разве это было справедливо?
— Иеремия не сделал для Зубовки и половины того, что сделала для поселка я! Только я всегда была преданна Захарию, только я была его правой рукой и правым глазом! Я была его ближайшей советчицей. А что взамен?
— Муж сделал твоего сына назареем, своим помощником. Ты жила с нами в одном доме, ела от нашего стола. Чего тебе еще не хватало?
— Чего? Да всего! И в первую очередь уважения!
Да, Вирсавия рвалась к власти. Она была самолюбива и властолюбива. И как многие властолюбивые люди, способна была идти к своей цели по головам тех, кто ей мешал. Сначала она постаралась избавиться от наиболее слабых соперников — племянников самого Захария — Илии и его брата. Тот факт, что при том пострадал ее собственный супруг, Вирсавию не смутил. Ее муж был слаб здоровьем, он не был ей достойной поддержкой, ведь он не обладал ни властью, ни силой. А вот Захария обладал. И Вирсавия рассчитывала, что войдя в его дом, сможет постепенно прибрать всех там к своим рукам. И отчасти ей это удалось. Людмила, например, была привязана к своей ворчливой родственнице.
Вот и сейчас она пролепетала:
— Тебя все уважают.
— Люди меня боятся, — охотно признала Вирсавия. — Но этого мне мало. Я стояла у истоков этого поселения, это моими силами Зубовка стала нынешней. Я и трое моих братьев начинали строить все с нуля. Когда мы сюда приехали, я была маленькой девочкой, Захария заменил мне наших умерших родителей, укрыл от всех соблазнов и грехов большого мира. Я всегда так считала и преклонялась перед своим братом. Но теперь я выросла, у меня у самой взрослый ребенок, и стала кое-что соображать. Начинали мы вместе, а в барышах остался один Захария. Но ведь никого из братьев нынче нету. Иов умер. Иеремия умер. Захария тоже умер. Кто остается? Только я — Вирсавия, сестра их! Значит, мне и наследовать то, что сотворили мы вместе с братьями.
Что же, двигающие преступницей мотивы были теперь ясны для сыщиков. Вирсавия погрязла в грехах, хотя сама их таковыми не считала. Да и весь поселок жил по каким-то своим собственным, подчас диким для понимания обычных людей законам. Ведь та же Вирсавия вышла замуж за собственного племянника — сына своего родного брата. И ничего, никому это чудовищным грехом не казалось. Еще бы, в Ветхом Завете подобный брак был бы запросто одобрен.
Но сыщикам было сейчас не до тех странностей, которые насадил и укоренил в своем поселке отец Захария. Им куда больше хотелось послушать о том, как именно Вирсавия претворила в жизнь свой злодейский план. И Людмила, словно прочитав мысли сыщиков, вновь заговорила:
— Но ведь тебе пришлось убить брата! Как ты смогла? Захария сделал тебе столько добра, а ты отплатила ему черной неблагодарностью.
— Я не хотела его смерти. Я тоже любила Захарию, несмотря на его деспотичный нрав. Но как мне было поступить? Иеремия прибежал домой в ту ночь сам не свой. Он твердил ужасные вещи, что они с ребятами убили Захарию. Мне с трудом удалось успокоить сына, внушить ему, что все это ему только показалось.
Но вопреки ожиданиям Иеремия зарыдал еще горше.
— Ах, тогда старик накажет меня! Сурово накажет, ведь мы с ребятами здорово накостыляли ему в темноте!
Вирсавия, убедив сына в том, что все будет в порядке, отправила Иеремию на дежурство, а сама принялась обдумывать возникшую проблему. Она не торопилась, так как была убеждена, что старец мертв, и для сокрытия улик у нее впереди имеется еще вся ночь. Каково же было изумление и ужас Вирсавии, когда придя на место схватки, она не обнаружила там тела Захария.
Она обшарила каждый сантиметр почвы, но единственным, что ей попалось под руку, была остро заточенная отвертка, которой был всего лишь ранен, а не убит старец Захария. Тем не менее на отвертке были следы крови. Да и другие следы на земле убедили Вирсавию в том, что все рассказанное ее сыном — это правда. И если так, значит, над мальчиком нависла нешуточная опасность. Вирсавия хорошо знала гнев своего брата, она понимала: если не поспешить и не умилостивить старца, то ее Иеремия может серьезно пострадать.
Сжимая в руках отвертку и сама еще толком не зная, как и о чем она будет говорить с братом, Вирсавия поспешила нырнуть в потайной ход. К тому времени Виссарион уже ушел от отца, желавшего остаться наедине со своими мыслями. И поэтому, когда Вирсавия проникла внутрь личных покоев отца Захария, там был лишь он один. Погруженный в свои мысли, обращенный к Богу, старец не заметил приближения своей сестры.
— Мы говорили с Захарием. Он сурово обвинял моего сына, не хотел слушать никаких моих оправданий.
Вопреки ожиданиям Вирсавии, на сей раз ей не удалось перевести гнев брата на других. Она не понимала, что происходит, почему брат в таком великом гневе.
— Они тебя не узнали, — лепетала Вирсавия. — Прости их!
— Они заслуживают кары! Все! А твой сын более других!
Захария не сказал сестре о том, что замышляли на самом деле мальчишки. А поход к блудницам старец рассматривал как один из тяжелейших грехов, способных погубить душу и тело. Возможно, скажи он ей правду, все обернулось бы несколько иначе. Возмущенная поступком сына, Вирсавия бы разделила гнев брата. А впрочем, судьба старца была предрешена в тот момент, когда он задумал недоброе против Иеремии. Материнский инстинкт был в Вирсавии тем более силен, что проснулся он в ней уже в зрелые годы, ведь материнство далось Вирсавии лишь в зрелом возрасте. Своего Иеремию она обожала и готова была отстаивать его счастье любой ценой.
— А затем брат велел мне и вовсе удалиться прочь. Сказал, что будет размышлять над заслуженной карой для моего сына и других мальчишек, а я должна смириться и принять его волю, как волю Божью.
Вирсавия поняла, что больше ничего не сможет поделать. Переубедить или как-то улестить разгневанного старца у нее не получилось. Да еще отец Захария пообещал, что кара для Иеремии будет более тяжкой и серьезной, чем наказание для двух его сообщников. Ибо один Иеремия был среди них назареем.
— Ему дано было по воле Божьей более, нежели другим. А кому много дано, с того многое и спросится. Иди и приемли со смирением наказание своего сына, о котором я оповещу всех на рассвете.