С чего начиналось
Шрифт:
– Василий Семёнович, давайте субботу культурно проведём.
– Что вы имеете в виду?
– Во-первых, пойдём в консерваторию и послушаем Рихтера. А потом отправимся к вам домой, мне разведка донесла, что у вас есть бутылка рома.
Не знаю уж, откуда ему стало известно, но бутылка рома и правда была: я только приехал из-за границы и как раз привёз французский ром. Надо ещё заметить, что Курчатов всегда пил очень немного, а в последние годы спиртного совсем в рот не брал. Я ответил:
– Разведка правильно донесла. А кто ещё будет?
– Ну, вот вы, ваша жена Наталья Арсеньевна, моя
– А кто в консерваторию билеты достанет?
– Билеты я достану.
– Все четыре билета достанете?
– Достану. У меня ещё ничего не срывалось. Я тогда сказал:
– О-о-о, Игорь Васильевич, каким голосом вы заговорили!
И тут я впервые увидел, как Курчатов застеснялся: он покраснел. Надо сказать, он никогда ничем не бахвалился. Это был человек исключительной скромности.
А в субботу он пришёл ко мне, положил два билета на стол и как-то скороговоркой произнёс:
– Знаете что, идите с Натальей Арсеньевной, а мы к вам придём вечером после концерта.
Я понял, что четырёх билетов он достать не смог, и ответил:
– Во-первых, Наталья Арсеньевна не хочет идти на концерт. Да и я не особенно люблю те вещи, которые будут исполняться, а Марина Дмитриевна как раз их любит. Так что лучше идите вы, а после концерта заходите к нам.
Но, как я ни убеждал, Курчатов категорически отказался, оставил мне билеты и ушёл. Мне пришлось идти вместе с сыном.
На концерте я подумал: придут Игорь Васильевич и Марина Дмитриевна. Мы с ними часто встречаемся, будем сидеть вчетвером. Может быть, ещё кого-нибудь пригласить? И вдруг во втором ряду я увидел своего старого приятеля, Давида Ивановича Габриеляна, с которым мы вместе учились ещё в Горной академии. В консерватории он был с женой. В перерыве я подошёл к нему:
– Давид, пойдёмте вместе с Ниной Петровной после концерта ко мне.
– Зачем?
– Ром пить.
– Ром! Что я, дурак, что ли, отказываться?..
Мы пришли с Габриелянами, а через некоторое время приехал Курчатов с женой. Я их познакомил. И мы очень весело провели вечер.
Игорь Васильевич ушёл от нас поздно, много шутил, смеялся и был душой компании.
Вообще он был исключительно весёлым и жизнерадостным человеком, а в тот вечер ярко проявилась ещё одна из характерных его особенностей: уже при первом знакомстве он умел найти путь к сердцу человека, расположить его, и люди вели себя так, словно знали Курчатова всю жизнь…
В день моего пятидесятилетия ко мне в кабинет часа в два дня пришли Ванников, Завенягин и Курчатов. Они поздравили меня, и Ванников сказал:
– Вот раньше мастеровые в такой день ставили товарищам…
Я ответил:
– Ну что же, мне сейчас в шинок за водкой бежать? Не здесь же!
– А ты бы пригласил нас, – сказал Ванников.
– А придёте?
– Конечно, придём.
Откровенно говоря, я не люблю отмечать дни рождения, в тот раз праздновать мне и совсем не хотелось. Поэтому я и не думал отмечать этот день. Настроение было неважное, и я думал только об одном, чтобы этот день скорее прошёл. Но здесь были мои близкие товарищи…
– Хорошо, – сказал я, – давайте соберёмся.
– На сколько назначаете? – спросил Курчатов.
– Приходите в
– Значит, в двадцать ноль-ноль. – Курчатов по привычке посмотрел на часы. – Хорошо, придём.
Я приехал домой. Наталья Арсеньевна тут же, экспромтом, стала что-то готовить и накрывать стол, а ровно в восемь раздался звонок. Первым пришёл Курчатов, потом приехали Ванников и Завенягин.
Мы сели за стол. Пьющих среди этой компании не было. Ванников к тому времени перенёс уже два инфаркта и пить остерегался, кроме маленькой рюмочки «Хванчкары», он ничего не мог себе позволить. Завенягин вообще очень немного и редко пил. То же самое надо сказать и о Курчатове. Мы посидели, поговорили. Но это было не в духе Курчатова. Он как-то забеспокоился, и я по его лукавому взгляду понял, что Игорь Васильевич что-то затевает. Но что? И вдруг он произнёс:
– …Гм… Гостей мало… Я пойду гостей звать.
Он вышел на лестницу и стал звонить во все квартиры на всех шести этажах нашего подъезда.
– У Емельянова день рождения. Емельянов приглашает, – говорил он.
Пока мы сидели и говорили, прошло часа два или три, время было позднее, кое-кто из моих соседей по дому уже ложился спать. Но Курчатов всех буквально поднимал с постели и направлял ко мне. Постепенно начали появляться люди, некоторые знакомились со мной только здесь, раньше я их и не знал, хотя и жили мы в одном подъезде. Курчатов, видя это, радостно восклицал:
– Ну вот, организовано. Теперь совсем другое дело… – Он весело ходил по комнатам и потирал руки: ему это нравилось.
День рождения отпраздновали шумно и весело, но моей заслуги тут не было – все сделал Курчатов…
Воскресенье. В четырнадцать ноль-ноль
Было воскресное утро 7 февраля 1960 года. Я встал немного позже обычного и стал бриться. В это время раздался телефонный звонок, и трубку сняла дочь. Потом она мне рассказала, что голос в трубке произнёс: «Это говорит Борода. Вы узнаете меня?» Я уже говорил, что Курчатов у нас в доме часто бывал и домашних знал. До меня долетел звонкий голос дочери:
– Ну, кто же не узнает Бороду! Игорь Васильевич, папа бреется. Папа! – крикнула она. – Тебя Курчатов зовёт к телефону!
Я подошёл. Почему-то на том конце провода оказался академик Юлий Борисович Харитон. Я спросил:
– Юлий Борисович, а где Курчатов?
– Он у меня, в Барвихе [22] . Я здесь отдыхаю. Сейчас он говорит с Киевом.
Я услышал, как Курчатов по другому телефону громко разговаривает с Киевом, потом он взял у Харитона трубку.
– Посол, – услышал я его весёлый голос (в последнее время мне часто приходилось бывать за границей на разных международных конференциях, мне был присвоен дипломатический ранг посла, и Курчатов стал звать меня Послом), – приезжайте ко мне обедать в четырнадцать ноль-ноль. У меня много новых идей, и я хочу поговорить с вами. А кока-колу вы мне привезли? – В это время Курчатов из спиртного уже ничего не пил.
22
Санаторий под Москвой.