С черного хода
Шрифт:
Пока мыл машину, в доме было тихо, только взметнулось над каминной трубой лёгонькое облачко дыма и все. Потом включился свет в ванной. Брад тоже закрылся у себя в домике, оттуда сразу потянуло той гадостью, которую он курил или дышал… Хрен их поймешь, гуркхов этих. В чем-то нацики правы, в своей теории расовой неполноценности. Шучу конечно…
Неожиданно на балкончике появилась шведка и повелительно махнула мне рукой…
– Можете быть сегодня свободным Алекс. Да… возьмите на кухне пакет. Там немного еды. Завтра – как всегда.
– Благодарю фрау штурмбанфюрерин, и пользуясь возможностью
Шведка молча отмахнулась и скрылась в доме.
М-да… Она чем-то серьезно огорчена. А я думал просто злится. Странно… Почему-то растеряна, даже ошарашена… Загадка однако, но собственно, мне все равно.
В пакете оказалась булка серого хлеба, несколько банок консервов, маленькая пачка чая и пакетик сахара. Щедро…
Быстро собрался и свалил в казарму. Темнеет, а за опоздание на проверку, можно и в карцер угодить.
По пути немного свернул в сторону и быстро спрятал консервы в тайник, который устроил в заброшенной дренажной трубе. Ничего особенного припасти пока не успел. Так, старый ранец, продукты, кое-какая одежонка, фонарик и старый, сточенный штык от немецкого карабина. Совершенно случайно нашел его в сарае у шведки.
Ну вот и порядок. Вроде не спалился. Теперь одним глазком на причал глянуть… все равно мимо прохожу.
Причал не военный, прогулочные лодки и несколько гражданских небольших катеров. Рядом будка, где скорей всего хранится топливо и весла. Ну и пост как водится. Четыре солдатика с пулеметом и фельдфебелем во главе. Вот только ночью они стоят по двое, а остальные спят в той же будке. По побережью конечно гуляют патрули, но при должном везении могу проскочить.
Вполне нормальная ситуация. Сложновато конечно, но работать можно. Солдатики умрут, а я попытаюсь завести катер и свалить. С сентября сильные туманы над морем стоят, иногда целыми днями, так что можно далеко уйти. Шансов конечно мало, практически совсем нет, но и выхода другого нет. Хотя бы попытаюсь.
Ага, все на месте… Твою же мать! Какого хрена!..
Неподалеку от причала заканчивали устанавливать зенитную батарею и прожекторный пост… Сука!..
Да казармы добрел едва сдерживаясь, чтобы не заплакать. Ну как так? Все коту под хвост…
После проверки, меня вызвал в свою каптерку фельдфебель Довбыш. Да собственно какой он фельдфебель, немцы назначили присматривать за порядком среди личного состава. Всех прав то: покрикивать на личный состав, проводить проверку, самому не работать, ну и стучать на совершенно законном основании. Такое же быдло как все мы, только вот в звании фельдфебеля.
Совершенно непонятный мужик. Сам из Саратова. Сын раскулаченных середняков. В плен попал в сорок первом. Говорит контузило, очнулся уже в плену. И действительно контузило, вижу щека до сих пор дергается. Советскую власть почти не хает, про раскулачивание своей семьи не вспоминает, немцев тоже особо не хвалит. Говорит, помыкался по концлагерям в плену и номер набитый на запястье показывал. С виду солидный, немногословный мужик. Сам себе на уме. И авторитетом пользуется. Почему-то, особенно среди уголовников, которых в батальоне хватает. Мутный тип, одним словом…
– Как дела Сань? – фельдфебель показал рукой на табуретку перед ним.
– Как всегда Ионович. Устал как собака.
– Да я и смотрю, чевой-то ты не веселый, – Ионович снял со стеклянной банки крышку и по каптерке поплыл аромат круто заваренного чая. – Чифирю хлебнешь?
– Хлебну…
– Вот и ладненько. – Фельдфебель ловко налил в кружку черного варева и сунул ее мне в руки. – Рассказывай давай.
– Что именно? – Я сделал пару обжигающих небо глотков и передал кружку Ионычу.
– Что, что… Как ты умудрился так быстро перекраситься? Чего глаза вылупил. Я пока по доброму спрашиваю. Может что и придумаю, как тебе помочь. Сам же видишь, пока я с тобой общаюсь, а не абверовцы.
В глазах у Ионыча блеснули колючие, злые огоньки.
М-да… беда никогда не приходит в одиночку. Да что за напасть такая… Стоп, стоп… как-то все не складывается…
– Я вот не могу понять Ионыч… Вот зачем тебе меня на понт брать? Если что надо достать, ты так и скажи. Я попробую. А гнилые базары разводить не надо. – Я поставил кружку на стол и жестко глянул на фельдфебеля.
Ну в самом же деле. Если бы подозрение реальное было, то из меня бы уже давно мешок с дерьмом сделали. Ну, ну… посмотрим что скажет…
– Ты не рычи, сявка! – У Ионыча в голосе прорезались стальные нотки. – Слушок пошел, что ты перекрашенный коммуняка и рыльце у тебя кровью правильных пацанов замазано. Что скажешь? Или прогуляемся к господину гауптману Херцогу?
Тьфу ты… твою же мать… а я уже успел реально на измену сесть. Шпана, млять… А я гадал, кого он мне напоминает своими манерами. Хорошо посидевший уголовник… Не в законе конечно… Гораздо мельче. Сука… как же хочется вырвать тебе кадык уродец, но нельзя… Твою же кобылу в дышло…
– Пошли. Мне скрывать нечего.
– Ну-ну… Герой значит? – Ионыч прищурился.
– Ты бы сказал что надо. Я действительно устал. Говорю же, если в моих силах, то сделаю. А давить на меня бесполезно. Если нет, то пошел я отдыхать.
– Что надо? – Ионыч задумался на секунду. – Да, надо. Проверочка это была. Вижу что не сявка и на понт тебя не возьмешь. Тут такое дело…
Следующие полчаса он очень туманно намекал, что в батальоне есть надежные люди, которые готовы совершить побег. А я могу им очень помочь, так как работаю в том секторе, куда у них доступа нет. И было бы очень хорошо, если бы я составил расписание движения патрулей по побережью и достал бы какое-нибудь оружие. Но самая главное, это провентилировать свою хозяйку на предмет сочувствия к заключенным. Типа есть сведения что она им помогает, как-то замазана с антифашистским сопротивлением. И вообще последить за ней на предмет компры.
М-да… это фрау штурмбанфюрерин замазана? Какой же идиотизм. Короче одной пользы от разговора, что чаю на халяву напился. Примитивное разводилово. Ну право дело: первый класс, вторая четверть…
Дождавшись когда фельдфебель наконец заткнется, я поставил пустую кружку на стол и поймав его за воротник, дернул к себе. Ионыч попытался вырваться, но я его легонько хлопнул сложенной лодочкой ладонью по уху…
Ага… проняло. Знаю, больно. Очень больно. Да не кривись, не кривись, перепонка целая, я же слегка.