С чистого листа
Шрифт:
— Чего ты хочешь?
— Хорошо, кладу карты на стол. Я хочу, чтобы ты работал на меня. Я управляю группой русских, провожу товар в Британию и распродаю. Я зарабатываю много денег. И тебе не надо объяснять, что это значит: уйма людей хочет оторвать кусок пирога. Я не могу доверять этим чертовым русским. Мне нужен кто-то, кто говорит на их языке, опытный ас. Кто-то, кто не боится, когда надо, применять прямые методы. Я хочу, чтобы ты был моими глазами и ушами, защищал мои интересы.
— Я защищаю собственные интересы. И больше ничьи.
— У нас будут общие интересы. Я буду хорошо тебе платить.
—
— Может, ты и выращиваешь хорошую дурь, но ты ноль, Адам.
— Называй меня Юзи, ладно?
— Ты ноль как Юзи, и ты ноль как Адам. Двойной ноль. Сколько ты зарабатываешь, пятьсот фунтов в неделю? Работай на меня, и будешь жить в роскоши.
— Плевал я на роскошь. Мне нельзя высовываться. Если я привлеку к себе внимание, это может быть чревато.
— Не всякая роскошь бросается в глаза. Высшая форма роскоши всегда незаметна. Слушай внимательно, повторять не буду. Я возьму на себя все твои расходы. Я буду каждый месяц класть по десять тысяч фунтов на счет, который ты укажешь. И у тебя будет защита от этих поляков.
— Очень она мне нужна.
— Конечно. Очень она тебе нужна.
— Иди к черту.
Наступила пауза. Закончилась одна песня, и в интервале перед началом следующей стало слышно, как по крыше стучит дождь. Внедорожник крейсировал по залитым водой улицам Лондона, медленно пожирая дорогу, как мифический зверь. Либерти мягко кивала в такт музыке, тянула перно через соломинку и смотрела из окна на дождь. Юзи потушил сигарету. Потом налил себе вторую рюмку водки и выпил.
— Почему ты решила, что я соглашусь? — спросил он наконец.
— О чем ты?
— Я не знаю, кто ты, черт побери, такая. Ты посылаешь за мной в клуб четырех горилл. И хочешь, чтобы я с тобой работал, хотя мы даже не встречались. Что-то здесь не вяжется, милочка.
— Мне не о чем беспокоиться, — сказала Либерти. — Ты нигде не получишь столько, сколько буду платить я. Как правило, это располагает к порядочности в отношениях. И, как уже было сказано, я видела твое досье. Мы одинаковые.
— Ты не ответила на вопрос. Почему ты решила, что я соглашусь?
Либерти подалась ближе.
— Причин две. Первая — тебе нечего терять. Вторая — ты можешь бесконечно много получить.
— Что же, ты ошиблась, — сказал Юзи. — Я работаю на себя и больше ни на кого. Удивительно, что твои контакты в ЦРУ об этом не упомянули. В любом случае, если мое правительство узнает, что я работаю с бывшим оперативным сотрудником ЦРУ, мне так мозги вправят, что мало не покажется.
— Не вправят. Ты на них больше не работаешь, забыл? А я больше не церэушница. В любом случае Америка с Израилем друзья.
— Ты так думаешь? — язвительно спросил Юзи.
Они встретились взглядами, оценивая друг друга. Наконец Либерти заговорила.
— Хорошо, — сказала она. — Выпьешь еще?
— Налей последнюю на дорожку и вези меня обратно в клуб, — сказал Юзи. — Ты и так сегодня отняла у меня достаточно времени.
Через полчаса Юзи стоял один на вымытом дождем тротуаре, сунув правую руку под мышку, к рукояти «глока», и наблюдал, как внедорожник с ревом уносится в темноту. В левой руке он держал визитную карточку, на которой не было ничего, кроме мобильного номера, отпечатанного черными цифрами по центру. Юзи не
15
Следующим утром Юзи проснулся от кошмара, которого не мог вспомнить. Во рту пересохло, язык казался бруском пробкового дерева. Какое-то время он шепотом разговаривал с Колем. Как обычно, получил указание верить в себя. Он выкурил косяк, принял две таблетки аспирина и запил их большим стаканом соленой воды с лимоном — средство от похмелья, рецепт которого он вывез из России. Потом, опаздывая на работу, сел на автобус до Хендона.
Все утро у него не шла из головы Либерти. В ее словах была железная логика. Они с ней в самом деле одинаковые. Юзи понимал, что станет важным звеном в бизнесе Либерти, что будет расти. Но работа с партнером всегда означает неопределенность, а неопределенность всегда означает опасность, особенно если нет организации, на которую можно опереться. И если его поймают на отношениях с бывшей оперативницей ЦРУ, его кони — или то, что от них осталось, — ничего не смогут сделать. Все знали, как ревностно Бюро оберегает свои активы и секретную информацию и на какие крайности готово идти, чтобы их защитить. Юзи видел такое раньше. С ним будет покончено. Вот о чем он думал, сидя в будке и время от времени поднимая шлагбаум для учителей, родителей или опекунов. Но была и другая причина не связываться с Либерти, причина, которую подсказывало нутро. Ее железной логике немного недоставало изъянов, а ее появлению в его жизни — естественности. Возможно, это просто паранойя; возможно, Авнери прав, и он в самом деле страдает шпиономанией. Но все это казалось чересчур хорошо спланированным. «Верь в себя, Юзи, — подумал он. — Не забывай, кто ты. Верь».
В двери будки постучали. В окне просматривался силуэт школьницы. Юзи открыл.
— Ты ждал меня, — сказала Галь.
— Я тебя не узнал. Что ты сделала с волосами?
— Покрасила. Слыхал про такое?
Галь протиснулась мимо Юзи в будку. Он закрыл за ней дверь. Теперь ее волосы стали черными как смоль и падали на лоб. Глаза от этого казались яркими, как сапфиры. На запястье красовалась связка черных браслетов. Они тоже были новыми.
— Нашел мой айфон? — спросила Галь.
Ворот ее рубашки опять оттягивался рюкзаком. Опять полоска нижнего белья. Опять аккуратная припухлость груди, но теперь на коже было фломастером нарисовано сердечко.
— Что это?
— Я подумываю сделать татуировку, — сказала Галь. — Обновляю себя, пока родители в Израиле. — Она приспустила рубашку, оголив грудь до того места, где бронзовая кожа переходила в белую. Опять к паху побежал электрический ток. Галь показала на рисованное сердечко: — Как тебе?
— Обновляешь себя?
— Ага. Время от времени нужно об этом думать.
Юзи пожал плечами, ожидая вопроса, который она не сможет не задать.
— Ну что, принес?
— Нет, забыл, — ответил Юзи.
— Как это — забыл? Забыл, что я видела тебя с наркотиками на территории школы? Или забыл выполнить свою часть уговора?
— Ты в курсе, что ты несешь полный бред? — сказал он, чтобы потянуть время.
— Дай мне мою травку.
— Хорошо, малышка. Хорошо. Принесу завтра.