С чистого листа
Шрифт:
– Вы решили, что мы избавились от напарника и попросту смылись? В этом случае затея с психушкой была бы явно неудачной.
– Павла обнаружил на вокзале милицейский патруль, – вмешалась я. – И ваше ведомство просто обязано было…
– Не надо мне напоминать об обязанностях, – отрезал Геннадий Андреевич. – Вот вкратце вся предыстория. А теперь я бы хотел выслушать ваши объяснения.
– Чего-то подобного я ожидал, – пробормотал Павел. – То есть на самом деле я ожидал худшего. То, что мы работали на правительство, меня скорее радует.
«А кто тебе сказал,
– Я ничего не помню до того момента, как очнулся в психиатрической больнице.
– Да? И каким образом тебе удалось найти свою подружку? – съязвил Геннадий Андреевич.
– Это трудно объяснить. Я бродил по городу, надеясь обнаружить что-то знакомое…
– И оказался возле дома, где она жила? Заметь, жила на вполне легальном положении, с документами и тщательно проработанной легендой. За пару дней такое сделать вряд ли кому по силам.
– Вы хотите сказать, что мы готовились к бегству заранее?
– Самое логичное предположение.
– Черт, – выругался Павел. – Но я действительно ничего не помню.
– А с твоей памятью как обстоят дела? – повернулся ко мне Геннадий Андреевич.
– Хуже некуда. На момент появления в моем доме Павла я считала, что я – Марина Ермакова, двадцати пяти лет, и прочее, прочее… И даже не догадывалась, что четыре месяца назад была другим человеком. Если вы наблюдали за нами, должны знать: мы пытались провести собственное расследование.
– Если это не было очередной уловкой.
– Шутите? – хмыкнула я.
– Нет. Не шучу. Вы поняли, что вас обнаружили, и пытались представить все так…
– Можете не продолжать, – сказала я. – Ситуация тупиковая. Мы ничего не помним, а вы отказываетесь в это верить.
– Что вы сегодня делали в здании фонда? – помолчав немного, задал он вопрос.
– У нас возникло подозрение, что памяти мы лишились именно там, – сказала я. – Далековато от Санкт-Петербурга, но других идей у нас все равно нет. Вам что-нибудь известно об этом фонде?
– Фондом мы займемся.
– Человек, у которого я работала, может подтвердить: к нему явились некие люди, угрожали и вынудили его выполнять малоприятные поручения. Дважды в неделю он давал мне таблетки, что это было, я не знаю, но каким-то образом они влияли на мое поведение. Или на память.
– Ничего он не подтвердит, – отмахнулся Геннадий Андреевич. – Вчера твой свидетель был найден мертвым в своей квартире.
Новость произвела впечатление. Я сидела, уставившись в пол, и с горечью думала: «Никуда он не уехал».
– Как его убили? – вздохнув, спросила я.
– Два выстрела в грудь.
– Записки рядом с трупом не было?
– Была. Полная чушь.
– А поточнее? – не отставала я.
– «И это тоже» – вот что там было написано.
Я криво усмехнулась. В отличие от человека, который сидел передо мной, мне смысл данных слов был понятен. Расправившись с Ириной, убийца поинтересовался: «Как тебе это?» А теперь уточнил: «И это тоже».
– Есть догадки, кто это может быть? – спросила я, не очень
– Убита женщина, которая считала тебя своей подругой, и хозяин фирмы, где ты работала. Если они стали о чем-то догадываться, вам логичнее было от них избавиться.
– Вы хотите сказать, что мы их убили, то есть я? – Такое у меня в голове не укладывалось, но для Геннадия Андреевича оказалось в самый раз. – Какой смысл мне их убивать, если моя, как вы выразились, легенда не выдержала элементарной проверки? Я не училась в местном институте, не жила в городе, который значится в моем паспорте, а могил моих родителей нет на кладбище.
– Я мог бы ответить на этот вопрос, зная о ваших намерениях. Но я о них только догадываюсь.
– А догадками не поделитесь?
– Мое терпение на исходе, – заявил он. – Вы продолжаете упорствовать…
– Куда больше меня сейчас волнует другое, – невежливо перебила я. – Мое настоящее имя. Моя семья. Ведь у меня есть семья?
– Нет, – спокойно ответил он. – Отсутствие близких родственников – необходимое условие зачисления в группу.
– Что ж это за группа такая, – сквозь зубы пробормотала я. – А мое имя?
– Я не собираюсь идти у вас на поводу и продолжать этот бессмысленный разговор. – Чувствовалось, что теперь Геннадий Андреевич разозлился по-настоящему.
Он нажал невидимую кнопку под столом, и в комнате появился парень в камуфляже.
– Уведите, – приказал новоявленный босс, кивнув на меня.
Я поднялась и с большой неохотой последовала за конвоиром. Конечной точкой нашего короткого маршрута оказалась комната без окон, больше похожая на камеру. Железная кровать, тощий матрас, подушка и армейское одеяло. В закутке возле двери унитаз и раковина.
– Располагайся, – сказал парень, пропуская меня вперед.
– Ты меня знаешь? – спросила я.
– Знаю, – неохотно ответил он. – Но ничего хорошего о тебе сказать не могу.
– Ясно, – поскребла я затылок и плюхнулась на кровать. Несмотря на то что ночь я провела без сна, спать не хотелось. В комнате горел свет, не яркий, но все равно раздражающий. Разглядывая потолок, я попыталась оценить ситуацию. Вскоре начала нервно хихикать, а потом и вовсе расхохоталась. Должно быть, со стороны это выглядело приступом помешательства. Впрочем, было от чего спятить. Я – какой-то там агент, выполняющий секретные задания. Глупая шутка. Глупая шутка для Ермаковой Марины Геннадьевны, двадцати пяти лет от роду, менеджера ничем не примечательной фирмы, девицы, которая каждый месяц откладывала деньги на отпуск, ходила в бассейн и по пятницам пила пиво в компании сослуживцев. Но я вовсе не Ермакова Марина Геннадьевна, в чем смогла убедиться. А для той, кем я была в действительности, секретные задания могут быть привычным делом. Однако согласиться с этим совсем непросто. Хотя, скорее всего, придется. Офисная девушка не уложит четверых здоровых мужиков, а мне это удалось без труда. Что же со мной произошло четыре месяца назад и как я оказалась в этом городе, если мне надлежало быть в Питере?