С добрым утром, Россия!

Моя бабушка с материнской стороны родилась где-то в России, но, если мне и говорили, где именно, я позабыл это давным-давно.

Не думаю, что хотел вспомнить, где родилась бабушка Сара, больше двух раз в жизни… но сейчас, видимо, третий, и причина тому очевидна. Это первая моя книга, публикуемая в России — собственно, в Латвии, но для российского читателя — и я очень хотел бы произвести хорошее впечатление.

В прошлом году некое российское издательство «Азбука» выпустило книгу моих рассказов под названием «Все звуки страха» (препаршивый перевод оригинального названия). Они не заплатили мне; они не осведомились, согласен ли я; они не удосужились спросить, нравится ли мне

выбор рассказов или личность переводчика; и свое безобразное поведение они требуют извинить, прячась за старой российской практикой воровать произведения иностранных авторов, подобно корсарам, отнимая у писателей и без того грошовые гонорары за переиздания и заявляя, что они имеют право публиковать все, изданное на языке оригинала до 1973 года. Может быть, в России это и законно, но весь цивилизованный мир считает, что это аморально, неэтично и достойно презрения. И больше того — переводы моих рассказов (как говорили мне российские друзья) воняют хуже протухшей селедки. Поэтому я согласился на предложение «Поляриса», а чтобы убедить вас не покупать азбуковского бастарда, который не имеет ко мне полностью абсолютно никакого отношения, я написал вступления ко многим рассказам в этом замечательном полярисовском издании, общим объемом 40 000 слов. Если же вы уже выбросили На ветер свои рубли, леи, копейки, латы, литы, тенге, манаты, карбованцы или кроны, советую вам взять ту книгу, привязать кирпич, или булыжник, … и запустить eю в окно конторы этих жалких уродов из «Aзбуки».

Я хочу произвести на своих новых росcийских читателей очень хорошее впечатлениe. Поэтому я и написал это предисловие для вас — и новые вступления, и эссе к рассказам — для вашего вящего удовoльствия. А еще — чтобы «Азбука» заработала хоть немного той дурной кармы, которую заслужила, обворовав меня. Это была плохая идея. Я обиделся. С некоторыми моими обидчиками я расплачиваюсь с 1958 года.

И, честно говоря, я никогда не любил бабушку Сару. Она всегда заставляла меня есть шейки, головки и лапки отварной курицы.

Я ненавижу шейки, головки и лапки. Так что к черту бабушку; я, наверное, так и не узнаю, где она родилась.

Но к вашей стране я испытываю симпатию, несмотря на то что наши народы большую часть века облаивали друг друга, как бешеные псы. Может быть, с этим покончено — оно и к лучшему; начнем вести себя как взрослые, разумные люди.

Кроме того, я не могу не испытывать к вам симпатии, и вот почему: когда я был совсем мальчишкой и только-только научился читать, одной из первых книг, которую я запомнил отчетливо, был «Михаил Отрогов» Жюль Верна — о царской России. И когда злодеи готовятся выжечь Михаилу глаза раскаленной саблей, то последнее, что он видит,- его мать-старушка, и, заметив, что она рыдает, Михаил плачет сам, и слезы спасают его глаза от жара, так что он остается зрячим… вот с той минуты я и полюбил благородный российский дух.

Так что вы понимаете, как бы мне ни хотелось пройтись раскаленной саблей по глазам азбуковских крыс, я двинулся в противоположном направлении и зашел достаточно далеко, чтобы написать немало дополнительного материала, дабы произвести хорошее первое впечатление.

Первые впечатления обманчивы и опасны иногда смертельно. Впервые увидев Саддама Хуссейна, Джорджа Буша или Иосифа Сталина, вы будете совершенно очарованы их классически дружелюбными лицами. Они выглядят как милейшие люди в мире. С такими парнями неплохо пообедать, или выехать на пикник, или даже женить на них свою сестренку. У них пышные усы, ясные взгляды, правильные черты лица, они курят ароматный табак, элегантно одеваются, говорят спокойно и мудро, открыто улыбаются… весь набор отличительных признаков героя и хорошего парня в телевизионном варианте. Вот парень в черной шляпе, подкручивающий вислый ус, парень с прыщом на носу и глазками-бусинками… вот злодей, вот мерзавец. А симпатичный сладкоголосый блондин в белой шляпе… это, конечно, герой. Если так судить, даже если бы Дракула, чудовище доктора Франкенштейна, Хищник и гунн Аттила-Бич Божий были милейшими людьми, выкармливающими младенцев-сирот… они выглядят коварными, мерзкими и злобными, и отрешиться от первого впечатления мы не способны. Мы убежали бы с воплями, даже приди кто-то из них сообщить нам, что мы выиграли сорок миллионов в лотерею.

Первые впечатления, верные или нет, подсказывают нам, в кого влюбляться.

Первые впечатления, истинные или ложные, дают нам работу или вышвыривают на улицу, едва мы заходим в кабинет.

Первые впечатления, искаженные и безмерно субъективные, делают жизнь проще или сложнее.

Очень важно сразу произвести хорошее впечатление. Поэтому-то большинство людей при первом знакомстве

«делают хорошую мину». Эта форма вранья, кажется, получила всеобщее распространение.

Мой редактор, благородный (и мудрый) Алексей Захаренков, который убедил благородное (и мудрое) издательство «Полярис» издать это довольно представительное собрание моих работ, чтобы познакомить с ними российского читателя, попросил меня — после бурного спора о моих гонорарах — написать это очаровательное предисловие специально для тех читателей, которые знакомятся со мной впервые. Я согласился, хотя считаю это занятие смертельно опасным и, может быть, даже обманчивым.

Естественно, как все нечестивцы, смутьяны и чудаки, я предпочитаю, чтобы за меня говорили мои рассказы. Но когда ты впервые приходишь к кому-то в гости (в данном случае в Россию), на тебя все поглядывают холодно и презрительно, проверяя, вытрешь ли ты башмаки, прежде чем ступать на ковер. Проверяют, питаешься ли ты как человек, а не как зверь лесной, и не ешь ли картофельное пюре руками. От тебя ждут расистских реплик, непристойных жестов и предательского моветона. Так что Алексей хотел, чтобы я вел себя прилично, состроил хорошую мину и очаровал всех милых, добрых читателей, которые нетерпеливо вцепятся в этот сборник мытыми руками.

Но на мне лежит проклятие: я с огромным трудом могу вести себя пристойно и цивилизованно. Я отношусь к тем парням, которых (говорю это безо всякой гордости) в гости больше одного раза не приглашают. Если в мою пользу и можно сказать что-то, то лишь одно: Писатели выдумывают мир заново по собственным чертежам. Каждый раз, когда литератор садится за стол и создает очередной опус, он превращается в профессионального лжеца. То, что мы рассказываем вам — не правда и не реальность, а лишь видимость реальности (если она описана особенно удачно), это не истина, это лишь правдоподобие, иллюзия истины. И это хорошо. Вы достаточно умны, чтобы понимать разницу между литературой: рассказом, притчей, мифом, шуткой и каплей выдумки… и реальным миром. Так что в моих писаниях мне позволено быть профессиональным лжецом, при условии, что я отображаю Реальный мир по возможности правдоподобно. Но в Реальном мире, (и это говорит в мою пользу) я несу крест неспособности к вранью. То есть у меня не меньше ошибочных и ложных предубеждений, чем у любого из вас; я уверен, что память — которую поэт Олин Миллер назвал «сладкоречивейшим и самым убедительным» из лжецов — часто подводит меня; что мои собственные человеческие слабости и потребности заставляют говорить полуправду, которая ничем не лучше лжи; но в общем и целом я всегда говорю правду.

Не то чтобы я не умел лгать. В этом я дока! Стоя на кафедре, я убеждал тысячи человек в том, что я мудрец — а для этого, уверяю, нужно быть лжецом-профессионалом. И, как я сказал, мои рассказы — это структуризованные фантазии, которые технически можно назвать враньем. Должно быть, у меня получается неплохо, иначе вы не держали бы в руках здоровую пачку этих придумок на русском языке.

Но в быту, в обыденной жизни, я всегда говорю правду. Это стоит всех неприятностей. Как сказал Нобелевский лауреат Исаак Башевис Зингер, «Когда я был мальчишкой, меня называли вруном; теперь я вырос, и меня зовут писателем». А неприятностей много, потому что люди говорят тебе, что хотят слышать правду, а когда правда им не по вкусу, они страшно обижаются и выкалывают тебе глаза горящими зубочистками.

Не думаю, чтобы благородный Алексей и его издательство хотели, чтобы я оставил по себе такое впечатление.

Но я не умею врать. Я смутьян. Я ем картофельное пюре вилкой только потому, что не люблю картофельное пюре, а на вилку много не наберешь — я не гнушаюсь есть руками. Достоевский не только не пригласил бы меня на обед — он снял бы колпак двоечника [1] с князя Мышкина и напялил на меня, Если вы поняли, о чем я…

Так что я попытался в этом предисловии произвести на вас самое лучшее впечатление и показать, что я вовсе не такой злодей, пусть и не любил свою бабушку (в конце концов, головки! лапки!). Конечно, я бы с радостью уронил на офис «Азбуки» дохлого бронтозавра, но черт возьми, а вы бы не взъелись, если бы банда заезжих жуликов украла то, над чем вы так долго и упорно трудились, лишь ради того, чтобы заработать на этом пару рублей и жиреть, пока вы и ваши дети голодают? (Ну хорошо, у меня нет детей, но вы поняли, что я чувствую?)