С холодильником по Ирландии: «Гиннеса» много не бывает
Шрифт:
Там было практически полностью темно.
— Я схожу принесу свечей, — вызвалась она с готовностью.
Для того, кто спорил на шестнадцать пенсов, она вела себя весьма безответственно.
Свечи почти завершили превращение собачьей будки в любовное гнездышко. Остальное было моей задачей. По Карен было видно, что она не влепит пощечину, если я решу ее поцеловать. Пора попытаться. Я глубоко вздохнул и постарался изменить положение, чтобы повернуться к ней лицом, но ударился головой о нижнюю балку двускатной крыши. Это было не нарочно и довольно больно, но я внезапно решил завершить начатое, несмотря ни на что. Это оказалось затруднительным, потому что
Смешки стихли. И вот они мы, в сантиметрах друг от друга, прямо под крышей, так что свободы головных маневров хватало. Естественно, поцелуй стал неизбежным. Я медленно приблизился к ее рту. Она закрыла глаза, я закрыл глаза, и мы стали ждать, когда мое движение вперед нас объединит. Пока голос снаружи не прервал процесс:
— Мне показалось, я слышал здесь голоса — он что, правда собирается это сделать?
Пришел Дэйв.
Он присел на корточки и вглядывался внутрь, пока я поспешно возвращался в приличное положение, снова ударившись головой ту же самую потолочную балку, о которую уже бился.
— Я поставил чайник. Хотите чая? — спросил Дейв.
— Ага, давай, — сказала Карен.
«Ага, давай»? Что она хотела сказать своим «ага, давай»? Ответ был определенно «нет». «Нет, Дэйв, уйди отсюда, мы не хотим чая, мы хотим целоваться, убирайся». А не «ага, давай».
— А ты, Тони? — спросил он.
— Ага, давай.
Ему было трудно отказать.
Дэйв не был таким уж бесчувственным. Уже через сорок минут, потолкавшись в углу и без того переполненной собачьей будки, отстаивая преимущества стального корпуса судов над деревянным, он сообразил, что, возможно, между нами с Карен происходит что-то гораздо более захватывающее, и произнес то, что я был бы рад услышать уже давно:
— Я ухожу, не буду вас стеснять.
Ни я, ни Карен не стали спорить. Никто из нас не стал молить об обратном: «Нет, пожалуйста, Дэйв, останься еще на часок, было бы очень интересно узнать побольше о том, как гниющее дерево может привести к расколу стрингера». Мы однозначно были за его уход.
Наше молчание должно было намекнуть Дэйву, что ему лучше сразу уйти, но он все не уходил и не уходил. Он продолжал делать вид, что уходит, дразня нас время от времени такими словами, как «Я ухожу», но проблема в том, что он не совсем правильно понимал значение слова «сейчас». Через полчаса я уже был готов сказать ему: «Дэйв, пожалуйста, пожалуйста, свали отсюда», когда, по какой-то необъяснимой причине, он свалил добровольно. Может быть, он устал и наконец начал понимать намеки на то, что ему здесь не рады: так по мелочи, наше гробовое молчание в ответ на его речи.
Я подвинулся к Карен поближе, осторожно, чтобы в этот раз не стукнуться головой.
— Я думал, он никогда не уйдет.
— Я тоже.
И мы поцеловались. Можно сказать, в честь этого события.
Страсти не было. Минувший час нанес тяжелый урон. Однако мы продолжали целоваться, вначале просто от нечего делать, но потом, с течением времени, начало возвращаться желание. Руки приступили к первым разведочным движениям. Пробные покушения под одежду, и вскоре стало ясно, что необходимость экспериментов может скоро отпасть.
Страсти разгорались.
До тех пор, пока их не охладил голос с улицы.
— Ребята, вы что, правда внутри?
Пришел Батч.
— Дэйв сказал, что вы здесь.
Спасибо, Дэйв.
— Дайте место, я вхожу, — сообщил он.
Я надеялся, что соседи этого не слышали.
Батч был сильно пьян. Он обратился к своей вынужденной аудитории с бессвязной горькой речью, главной темой которой было неудовлетворительное состояние его личной жизни в настоящее время. Это было очень смешно, и даже в таких обстоятельствах он нас рассмешил. Но был он забавным или нет, нам все еще хотелось, чтобы он ушел. Он, похоже, пребывал в блаженном неведении того, что его тирада о неудовлетворительных сексуальных связях мешала начать новые.
— Оскар Уайльд сказал по этому поводу, — продолжал он. — «Любовь — когда между двумя глупцами возникает недопонимание».
Я подумал: «Да, и, пожалуйста, не мог бы ты свалить и дать нам возможность недопонять друг друга. Мы уже полтора часа до смерти хотим, чтобы между нами возникло недопонимание. Честно говоря, единственное, что мы поняли друг о друге, это то, что нам отчаянно хочется немножко недопонимания. Понимаешь?».
Наконец он ушел, но до этого подкатил холодильник ко входу со словами:
— Я принес холодильник, чтобы он присмотрел тут за вами.
Да, да. Очень смешно. Иди уже!
Существует причина, почему люди нечасто занимаются любовью в собачьих будках. Даже собаки этим не занимаются. Они скорее предпочтут испытать унижение и сделать все на улице, прилюдно, чем заняться этим в будке. Однако к нашей чести, Карен и я попытались и в данных обстоятельствах, мне кажется, справились неплохо. Одна из главных проблем состояла в том, что будка была для меня слишком короткой, и мои ноги пришлось высунуть наружу. Этим вечером, ясным и прохладным, сие означало, что во время наших занятий у меня были холодные пятки не только из-за того, что кровь прилила к другим местам. Из-за необходимости держать ноги снаружи будку пришлось оставить открытой, поэтому временами порывы холодного ветра проникали туда, где, как правило, холодному ветру не рады. Недостаток пространства для головы тоже порой создавал неудобства, и, если кто-то из нас терял концентрацию или на время забывал, где мы (об этом трудно забыть, но хочется верить, что это так), то тут же после удара головой вспоминал о своем местоположении. (Я описываю ночные события с некоторым сожалением, потому как использовать здесь слово «удар» могу лишь в самом целомудренном смысле.)
В общем, искусственные препятствия, которые нам пришлось преодолевать, сделали наше свидание похожим на участие в игре «Это нокаут». (Мне хотелось думать, что это был мини-марафон.) Мы старательно выступали за Банбери, но, вероятно, так и не смогли обойти Кеттеринг и выйти в европейскую лигу.
Утром я проснулся и выглянул на улицу. Оттуда на меня смотрел холодильник. Он ревновал, можно даже не сомневаться, но его вполне можно было понять. В конце концов его никогда не включали в розетку, а меня вот включили.
И за это я получил занозу.
Глава 23
Триумфальный вход
(Название, которое подошло бы предыдущей главе)
Сегодня праздничный понедельник, выходной. Было бы воскресенье, я бы сходил на исповедь. Слава Богу, мне наконец-то было в чем исповедаться.
— Падре, простите меня, прошлой ночью я переспал с девушкой в собачьей будке, прямо на глазах у холодильника.
Интересно, сколько «Аве, Мария» можно за это получить? Скорее всего, такого прегрешения не значилось в нормативной таблице искупления грехов.