С корабля на бал
Шрифт:
— Ищите его!
В этот момент хлопнул выстрел, и Астров, схватившись за плечо, зажал рану ладонью, сел на песок и посмотрел на то, как из-под пальцев выбивалась кровь, скорее с недоумением, чем с каким-то иным чувством.
Второй выстрел уложил на месте вскинувшую автомат Лену… нет, только прострелил ключицу.
Паша Иванов вышел к костру из ночной темноты, держа в руках
Сережа поднял ладонь, словно пытаясь таким образом защититься от пули, но в этот момент Павел надавил на курок.
Пуля разнесла голову… нет, не Сергею, а выскочившему из темноты Михаилу с пистолетом, в который он поспешно вставлял на ходу обойму.
«Сняв» Михаила, Паша прицелился в Сережу со словами:
— А это тебе, сука, за все хорошее!
— Паша, не надо!
Хрипло выкрикнув это, я толкнула свое тело в костер, как это за несколько минут до меня сделал Паша.
Ах, как это было больно!
Одуряющая, жгучая боль пронзила тело, в считанные доли секунды огонь превратил в обгоревшие лохмотья мою футболку — джинсовую куртку с меня сняли, — и я перевернулась спиной прямо в горящий костер. Тонкие веревки, стягивающие мое тело, быстро ослабли под воздействием пламени, и я рванула их что было сил. Врезавшись в обожженную кожу, они с легким треском лопнули.
— Паша, не сме-е-ей!
Я подлетела на месте с энергией, удесятеренной кошмарной болью, и достала до Паши одним длинным, стелящимся по земле прыжком.
И вовремя. Выстрел грохнул, но я успела отклонить дуло винтовки.
— К катеру! — пробормотала я, выхватывая «АКМ» из рук потерявшей сознание Лены.
Астров приподнялся и, посмотрев на меня звериными глазами, проговорил:
— Ничего, дура… это цветочки! Ягодки — еще впереди…
— Цветочки? — тяжело задышав, выговорила я. — Цветочки?! Кактусики? Так вот тебе цветочки, сука!
И я, подняв «АКМ», в упор расстреляла это длинное наглое лицо, так похожее на лицо мальчика, которого я спасла от смерти за несколько секунд до этого…
— Пойдем к катеру! — вынырнул из-под руки Паша. — Я уже… мотор завел!
Вопреки всему, нам удалось уйти. Я с каким-то доселе неизведанным ожесточением направила катер в Волгу. И в этот момент за нами раздались несколько взрывов… и два оставшихся катера взлетели на воздух, охваченные пламенем, а потом их искореженные части с шипением погрузились в холодную воду.
— Что… это? — выдохнула я.
— А это я взял шашки, которыми они рыбу глушат, и свалил в катера. Чтобы им не на чем отсюда уплыть было, — сказал Паша, неожиданно сверкнув улыбкой. — Устроил им сокращение штата… не только по людям, но и по материальной части.
И он снова улыбнулся, а потом вдруг хрипло застонал и, обмякнув, осел к моим ногам.
Даже железного «кактусика» наконец проняло: от всего пережитого он просто-напросто потерял сознание…
Эпилог
Я теперь просыпалась в холодном поту, когда мне снился детский плач. И песок острова Белая Банка, и оскал Леонида, и его последние слова: «Ничего, дура… это цветочки!»
И Василий, лежащий с ножом в спине на переплетении толстых, словно удавы, грязно-коричневых корней…
Но все имеет счастливое свойство подходить к своему логическому завершению.
В дом Гроссманов по понятным причинам я не хожу. Что касается Сережи… Бог ему судья, не хочу об этом говорить. Жалко Катю.
Свирский арестован. Следствие только раскручивается, и нельзя предсказать, чем оно закончится.
А я, как юрисконсульт губернатора, то есть лицо, имеющее отношение к юриспруденции, в данный момент на полном серьезе размышляю: а не оформить ли мне бумаги касательно… усыновления мною Паши? Ведь в противном случае он рано или поздно, но попадет сначала в бюджетный детдом, а потом в колонию для несовершеннолетних.
А почему бы и не усыновить? Ведь я наконец-то увидела фотографию его матери. На кладбище, которое мы посетили вместе с Павлом и бывшим инженером Ивановым, ради такого случая не заложившим за галстук.
В самом деле — она на меня похожа…