С крестом и мушкетом
Шрифт:
Только Руис еще лелеял в тайниках своей души надежду на успех. Ведь оставался еще один шанс. Что, если появится Велозу, хотя бы с сотней солдат?
Встреча их состоялась не совсем так, как им обоим хотелось бы. Закованного в цепи Велозу втолкнули в сарай с остальными пленниками на третий день после падения Ловека. Он спешил на помощь своим друзьям, но опоздал. Да и чем он мог помочь? Манила не дала ему ни одного солдата. Губернатор Филиппин был занят в это время более соблазнительными планами захвата Молуккских островов. И Велозу отправился назад, везя письма к Сатхе, полные туманных обещаний.
Они провели ночь в сарае, обсуждая под шум тропического дождя события последних месяцев. В день перед сдачей города Сорьепор устроил побег царя Сатхи и двух принцев. Ночью на пироге они уплыли вверх по Меконгу. Сиамцы разграбили и сожгли поверженную
Наутро в окружении пышной свиты к сараю подъехал сиамский вельможа. «Есть ли среди пленных европейцев такие, кто говорит на камбоджийском? Доставить их к его величеству. Остальных на корабли». Так Велозу попал к сиамскому царю Нарету.
Царь весьма интересовался Испанией и европейскими делами, и Велозу употребил все свое красноречие, чтобы убедить его в несокрушимом могуществе испанской державы. Среди рассказываемых им часами былей и небылиц Нарета особенно потрясло сообщение о «философском камне», которым якобы обладает Филипп II. Эту историю Велозу сочинил нарочно, заметив у Нарета особое пристрастие к золоту и драгоценностям. К концу месяца сиамский царь уже проникся полным доверием к Велозу. Тот, не жалея красок, расписывал выгоды, которые может сулить царю дружба и торговля с Испанией, в случае если он, Велозу, возьмет на себя роль посредника. И вот Нарет приказал снарядить корабль, груженный бензойной смолой и слоновой костью, и отправить на нем в Манилу Велозу в сопровождении сиамского посла.
В устье Менама на пути корабля встретились группы оборванных и грязных сиамских солдат, в беспорядке бредущих вдоль берега. В результате расспросов выяснилось, что сиамские гарнизоны в Камбодже разгромлены наемными армиями малайцев и тямов. Велозу мысленно поздравил Сатху и продолжал свой путь в Манилу. По прибытии его ждала новая приятная неожиданность. Руису вместе с остальными пленными удалось захватить корабль, на котором их везли в Сиам, и они благополучно добрались до Манилы.
Сатха между тем заслуживал не поздравлений, а всяческого сочувствия. Он не имел никакого отношения к изгнанию сиамцев из Камбоджи. Бежав из Ловека, он уже второй месяц скитался в джунглях, обходя города и деревни и пробираясь в Лаос, где рассчитывал получить убежище во дворце своего тестя — лаосского царя.
Невеселы мысли Сагхи. Жалок и ничтожен привыкший повелевать человек, лишенный власти. И кто скажет, откуда она берется, эта власть и куда исчезает? Уж не в зонтах ли и паланкинах — знаках царского достоинства, брошенных в осажденной столице, скрывается ее тайна? Во всяком случае не в самом человеке. Ведь он тот же Сатха, который семнадцать лет вершил судьбы страны, а слово его уже ни для кого не закон. Разве только для двух юношей-сыновей, бежавших вместе с ним. Каким издевательствам и унижениям подвергался он, когда малайские солдаты доставили его связанным к своему предводителю Лаксамане. Слава справедливому Будде, известный своей жестокостью малайский вождь проявил редкостное великодушие. Он не отправил Сатху в Срей Сантхор, где воцарился двоюродный брат Сорьепора — Тьхунг Прей, захватив власть с помощью изменников-мандаринов. Не то не миновать бы Сатхе заточения, а то и смерти от рук палачей узурпатора.
Лаксамане нет дела до распрей в царском семействе. Он будет служить тому, кто платит ему и его малайцам, а платит ему сейчас Тьхунг Прей. Но это не значит, что он обязан выдать новоявленному царю его беззащитного родича. Потому и разрешил он Сатхе пробираться дальше в Лаос и не боится вызвать этим гнев Тьхунг Прея. Кто может наказать Лаксаману, если он сейчас единственная реальная сила в государстве?
На четырех континентах, на трех великих океанах раскинулась огромная империя Филиппа II Испанского. Королевства Кастилии и Арагона, еще совсем недавно могучая и независимая Португалия, Неаполь, Милан и Сицилия, Нидерланды и Франш-Конте [25] . Мексика, Перу и Бразилия, золотой порт Гоа и африканская Софала [26] , острова в восточных и западных морях — все объединены под его короной. Никто с начала мира не владел такими обширными землями. Никто из земных владык не имел столько титулов и званий, как Филипп II. Казалось, ему нечего опасаться, этому грозному колоссу, поглотившему полмира. Все еще кружат высокомерным идальго, быстро
25
Франш-Конге — область во Франции, отошедшая при Филиппе II к Испании.
26
Софала — государство в Африке, на территории современного Мозамбика.
Здесь в Маниле, столице дальневосточных владений Испании, кризис империи дает себя чувствовать со всей остротой. Уже почти год Велозу, Руис и Варгас обивают пороги, убеждая власти в выгодности и легкости военного захвата Камбоджи. У них уже немало сторонников среди монахов. Город полон слоняющихся без дела и без средств к существованию военных. Ничего нет легче, как набрать и вооружить внушительный отряд, но для этого нужны деньги, а их нет в казне генерал-губернатора. Приходится рассчитывать на частных лиц. С трудом им удается найти человека, согласного финансировать экспедицию. Это генерал Гальинато, известный не только своим богатством, но и храбростью и благородством.
От имени царя Сатхи Велозу и Варгас подписывают договор, согласно которому царь Камбоджи признает себя вассалом испанской короны, принимает вместе с царицей христианство и учреждает в Камбодже пост испанского генерал-губернатора, каковой пост и передается генералу Гальинато. Через месяц экспедиция уже насчитывает 120 человек и снаряжена всем необходимым. Правда, это не те первоклассные, закаленные, готовые ко всему солдаты, с какими Гальинато двадцать лет назад участвовал в покорении Лусона. Им явно недостает дисциплины, выдержки и хладнокровия, но генерал понимает, что по нынешним временам, когда на полях Европы полегли десятки тысяч прекраснейших сынов Испании, на лучшее рассчитывать не приходится.
Впоследствии в неудаче экспедиции обвиняли Гальинато. Говорили о том, что он проявил малодушие и не сумел воспользоваться благоприятной для покорения Камбоджи ситуацией. Но старый солдат знал и готов был стоять на своем, что им руководила не трусость, а осторожность и благоразумие.
Его не было в Камбодже во время развернувшихся там кровавых событий. Флагманский фрегат под командой Варгаса получил сильные повреждения во время встретившегося на пути экспедиции урагана и вынужден был вернуться в Манилу. Джонки Руиса и Велозу с грехом пополам добрались до Пном-Пеня. Как потом докладывали Гальинато, узурпатор Тьхунг Прей, которого неожиданно для себя обнаружили на камбоджийском престоле Руис и Велозу, с самого начала повел себя грубо и высокомерно. Он предписал испанцам оставаться в Пном-Пене и не выходить за пределы иностранного квартала. Правда, сам генерал не усматривал в этом акте проявления особой грубости, но у его спутников, еще недавно встречавших совсем иной прием при дворе камбоджийского царя, повеление Тьхунг Прея вызвало бурное недовольство. Горячая голова Руис хватался за меч и требовал немедленного уничтожения узурпатора, более рассудительный Велозу предлагал дождаться прибытия Гальинато.
Между тем время шло, солдаты томились в бездействии, дисциплина падала. Достаточно было искры, чтобы разгорелся пожар, и эта искра не заставила себя ждать. Однажды на рассвете в Пном-Пене появились шесть китайских джонок с товарами. У одного из китайских купцов оказались старые знакомые в лагере испанцев. Двоих солдат он знал еще по Маниле, где они, набрав в долг товаров, отказались платить да к тому же публично оскорбили его. Встреча на улице Пном-Пеня мало напоминала встречу старых друзей. Драка быстро переросла в побоище. Китайские джонки были взяты на абордаж и разграблены. Всю ночь пылали хижины китайского квартала, а наутро, по настоянию замещавшего Гальинато семидесятилетнего священника Хименеса, Велозу и Руис в сопровождении сорока солдат двинулись в Срей Сантхор, чтобы принести царю извинения за совершившееся.