С любовью, бывший

Снатёнкова Алёна

Для меня абсолютно не понятного.

– Глеб, выйди, пожалуйста. Мне с Майкой нужно поговорить. – Говорит она, и в её голосе нет и капли дружелюбности.

Мной явно что-то движет, когда я резко протягиваю руку, и хватаю Мамаева за локоть, удерживая на месте. Но, кажется, зря стараюсь. По его реакции понятно, что уходить в данную секунду он точно не собирается.

– Почему? – Стою на своем, чувствуя, как теплая ладонь Глеба опускается на мою руку, нежно поглаживая кожу. –

Насть, я не в курсе, что происходит, но хватит себя так вести.

Я тут же бросаю взгляд на Мамаева, но этого дурака словно веселит моё заступничество. Иначе, как объяснить его улыбку на всю физиономию, и взлетевшие к потолку брови, которые в полете изогнулись в неестественную дугу.

– Глеб, выходи. – Шаг в сторону и она освобождает проём.

Я целую минуту смотрю ей прямо в глаза, пытаясь понять человека и найти в нем свою родную сестру. Но между нами словно чертово стекло, которое искажает реальность. И я, кажется, догадываюсь откуда у злости ноги длинные выросли.

– Настя!

– Майя, успокойся. – Грозно рыкает Глеб, и заводит меня за свою спину, продолжая крепко держать за руку.

На секунду я впадаю в полный ступор. С одной стороны – нервная сестра, а с другой – Глеб, обладатель слишком длинного языка, которым умело чешет в разные стороны. Знаю, что он не захочет её обидеть, но у каждого своя планка обид. А Настя, все-таки ранимая душа.

И этот долбанный ступор мешает мне придумать, как разрулить всю ситуацию.

– Насть, слушай. Я понимаю, что моя семья тебе много дерьма под нос подсунула. И знаю, как это противно. Уверен, что ты сейчас никому из нас не веришь, и не хочешь никого видеть. Но… – Глеб делает паузу, поворачивает голову, и смотрит прямо мне в глаза. – Но это не значит, что я исчезну. Не значит, что я сейчас соберу яйца в кулак и свалю, боясь, что ты их мне карманным скальпелем отрежешь.

– А что значит? – переспрашивает сестра, в то время как я стою, будто воды в рот набрала.

– Значит, что тебе придется привыкнуть к моему присутствию. Я больше никуда не денусь. Прими это, и мы все будем пищать от радости, как сардельки в микроволновке.

Настя щурится, обдумывая слова парня на предмет верности. Скорее всего, она не ожидала, такого исхода.

А я прям лужей растеклась возле них.

Приятно.

Капец, как приятно.

Сестра бросает сумку на пол, и со словами, что нам нужно поговорить, проходит в комнату, оставляя нас одних.

– Всё нормально? – спрашивает Глеб, прижимая меня к себе. – Мартышка, ты бледная такая, будто литр крови потеряла. Хотя…

Всаживаю ногти ему в спину, и прикусываю губу, когда чувствую, как он дёргается.

– Даже не смей стебаться по этому поводу.

–

Какой стебаться? Священная кровь пролита. – Насмехается Мамаев.

Отпускает мою руку, и начинает натягивать кроссовки на ноги. Смотрю за этим действием, и понимаю, что всё равно не хочу, чтобы он уходил. Не прямо сейчас. Пусть бы еще чуть-чуть побыл.

– Я не стану просить тебя остаться. – Будто такое, вообще, возможно.

– Но ведь хочешь. – Выпрямляется и снова прижимает к себе, как маленького ребенка.

Он прав. Хочу. Но знаю, что не получится. Разговор с сестрой, важнее моих желаний. Поэтому отрицательно мотаю головой, получая за это шлепок по мягкому месту.

– Не волнуйся, обезьянка моя. Ты успеешь поговорить с сестрой, перед тем, как я позвоню тебе по видеосвязи, полностью голый.

Он, правда, позвонит? Голым? Эй, это что, надежда в моём голосе?

Но такой ответ удовлетворяет. Окрыляет.

– Я не отвечу. – насмешливо отвечаю ему, и мы оба знаем, что я нагло вру.

Только вот мне никто не позвонил. Так же, как и не открыли дверь, чтобы наконец-то поговорить.

***

Звук телефона выводит меня из секундной комы в тот момент, когда я только подхожу к остановке. Моего автобуса пока нет на горизонте, и меня это даже не огорчает. Редко такое случается, когда я вовремя из дома выхожу. А тут случилось. Молчание сестры у себя в комнате, тишина от Мамаева, ввели меня в такие думки, засунули в кислородную клетку квартиры, из которой я выскочила при первой возможности.

После бессонной ночи, меня жуткий пофигизм накрыл, и когда вижу на дисплее мобильного входящий вызов от абонента «не бери трубку, дура», внутри ничего не ёкает. Но что-то трепещет, когда экран переходит в режим видеозвонка, и я вижу довольное лицо Глеба в салоне автомобиля.

И это что-то бешенство.

Какого чёрта он лыбится?

– Напомни, почему я, вообще, должна с тобой разговаривать?

– Я классный. Я самый охрененный парень, и любая мечтает поболтать со мной. – Из динамика на меня вываливается тонна кислого юмора. – Ну, и потому что ты хочешь услышать мои оправдания.

Ещё бы. Мамаев должен был подготовить пламенную речь, которая, разумеется, должна меня тронуть, чтобы я выкинула из головы все дурацкие мысли.

Они были.

Идей была масса.

Вплоть до того, что гадкий мальчишка, попробовал конфетку, и, поняв, что она ему не понравилась, выбросил её на помойку.

– Поверь, мне по фиг на твои оправдания. – Выдавливаю из себя, еле сдерживаясь, чтобы не улыбнуться. Чувствует вину за собой. Так и надо. Хоть иногда правильные вещи в жизни происходят.