С любовью, Луков
Шрифт:
Мой голос сорвался, разбивая меня на осколки.
И когда первая волна слез ударила мне в глаза, я судорожно вдохнула, пытаясь удержать их внутри себя. Чтобы сдержать поток, потому что не собиралась реветь. Не стоило поддаваться истерике, особенно из-за комментариев моего отца.
Но тело не всегда слушает то, что ты ему говоришь. Я это прекрасно понимала. Но все равно ощущала себя предательницей, когда не смогла сдержать слез, хотя и пыталась изо всех сил.
Иван еще сильнее сжал свои руки, потянув меня на миллиметр влево, пока мы не прижались друг к другу всем телом — от бедер до
— Знаешь, я появилась на свет случайно, по ошибке. Мои родители уже были на мели, и когда вдруг мама забеременела, отец остался в семье еще на пару лет, надеясь, что все наладится. Однако этого не случилось. А я оказалась для него недостаточно хороша, чтобы остаться, поэтому он ушел. Отец появлялся примерно раз в год, и мои братья и сестры любили его, а он любил их, но меня…
— Ты не ошибка, Жасмин, — Иван прошипел мне в ухо, и у меня так напряглись плечи, что я начала дрожать. Я. И дрожать.
А потом меня прорвало. Все потому, что мой отец ушел, когда мне было три года. Вместо того, чтобы наблюдать, как я росла, вместо того, чтобы пытаться научить меня ездить на велосипеде, как он учил всех остальных своих детей, за него это делала моя мать.
— То, что твои родители разошлись, не имеет к тебе никакого отношения, а твой отец ушел, потому что сам так захотел. Ты не смогла бы удержать их вместе, — продолжал мой партнёр, гнев сквозил в его словах.
А я все плакала и плакала.
Иван крепко обнимал меня сильными руками, наклонив голову в мою сторону, будто старался защитить меня.
— Ты достойна. Ты всегда будешь достойна. Слышишь меня?
Я продолжала рыдать у него на груди. Его рубашка промокла, но у меня не было сил остановить слезы. Ничего не могла с собой поделать. Я рыдала как никогда в жизни.
Потому что меня всегда сопровождал миллион проблем. Может фигурное катание не входило в этот список, но все равно являлось сплошным разочарованием для моего отца... И всех остальных, кого я любила.
Иван выругался. Потом ещё крепче обнял меня, и снова выругался.
— Жасмин, — произнёс парень. — Жасмин, прекрати. Ты вся дрожишь, — указал он, как будто я не чувствовала этого сама. — Однажды в интервью ты сказала, что каталась на коньках, потому что фигурное катание дарило тебе свободу. Заставляло чувствовать себя особенной. Но ты всегда будешь особенной. С фигурным катанием или без него. С медалью или без. Твоя семья любит тебя. Галина тебя любит. Думаешь, твой бывший тренер испытывала бы привязанность к людям, которые ее не заслуживают? Ли так сильно тобой восхищается, что пишет мне из машины на парковке, повторяя, какая ты умница. Думаешь, она так относится к кому попало? В тебе больше искренности, чем в ком бы то ни было. Твой отец тоже любит тебя, но по-своему. И когда мы выиграем эту гребаную золотую медаль, он будет смотреть на тебя, думая о том, что не смог бы гордиться тобой еще больше. Твой отец будет рассказывать всем, что его дочь выиграла золотую медаль, а ты будешь знать, что сделала это без его поддержки. Что стала чемпионкой, пока многие не верили в тебя, хотя эти люди не имеют никакого значения. Важны лишь те, кто всегда знал, на что ты способна, — Иван сглотнул так громко, что я услышала. — Я верю
Я рыдала в его объятиях. Слезы лились потоком из моих глаз. Его поддержка, слова, и его вера... все это для оказалось меня слишком.
Но я была очень жадной и нуждалась в них. Его помощь и вера оказались нужны мне, как воздух.
— Я бы отдал тебе каждую ленту, трофей, медаль, что угодно в своем доме или в КИЛ, если бы это помогло, — сказал Иван мне. — И я сделаю все, что захочешь, если перестанешь плакать.
Но я не могла. Нет. Ни одна медаль в мире не смогла бы заставить меня остановиться. В моей мечте, о которой я грезила полжизни не осталось ничего, что смогло бы остановить мои слезы.
Я просто продолжала плакать. Из-за отца. Своей матери. Братьев и сестер. Из-за себя. Из-за того, что была недостаточно хороша и недостаточно отзывчива. Из-за того, что делала все, что хотела, несмотря на все эти «нет» и хмурые лица. Из-за того, от чего мне пришлось отказаться. Из-за всех потерь, о которых буду сожалеть еще больше, чем уже сожалела сейчас.
Но в основном я плакала, потому что меня слишком волновало мнение людей, которых я ценила, хотя в целом мне было все равно, что думают обо мне остальные.
Иван продолжал обнимать меня все время, пока я рыдала, выпуская наружу эмоции, о которых даже не подозревала. Возможно, это заняло пару минут, но, учитывая, что за последние десять лет я плакала всего пару раз, не факт. Мы стояли у входа в ресторан, не обращая внимания на людей, входивших и выходивших. Следивших за нами или нет, кто их знает.
Однако мой партнёр никуда не ушел.
Когда икота стала не такой сильной, когда я, наконец, начала успокаиваться и почувствовала, что снова могу дышать, парень пошевелил своей рукой, лежащей на моей спине. Ладонью Иван начал растирать мне спину, описывая маленькие круги. Раз, два, три, четыре, пять.
Я ненавидела плакать. Но до меня не доходило, что чувство одиночества я ненавидела еще больше.
Однако не собиралась переоценивать Ивана, который утешал и понимал меня лучше всех в этом ресторане.
Медленно и немного более робко, чем это было необходимо, из-за того, что мы стояли слишком близко друг к другу — хотя Иван и видел меня чаще, чем любой другой мужчина, и прикасался ко мне чаще, чем кто-то еще, и обнимал гораздо больше — я обвила руками его талию и вернула ему объятие.
Я не поблагодарила Ивана. Решила, что он и так все поймёт. «Спасибо», «спасибо» и еще раз «спасибо», которое было настолько огромным и искренним, что мои губы не смогли бы выразить его словами. У меня частенько случались неприятности из-за своей несдержанности, но действия не могли лгать.
Проведя ладонью по моим лопаткам, Иван подвёл черту:
— Вот теперь ты в порядке.
Я кивнула ему, кончиком носа коснувшись поджарой, мощной грудной мышцы перед собой. Потому что так оно и было. Парень оказался прав во всем, что говорил. И я знала, что все будет хорошо, потому что мой партнёр верил в меня. Кто-то верил. И этот кто-то — Иван. Наконец-то.