С любовью, Луков
Шрифт:
Как будто я не утверждала это, будучи шестнадцатилетним подростком, когда мне приходилось бросать все силы на борьбу с учебой, при этом пытаясь втиснуть занятия фигурным катанием в каждую свободную минуту моей жизни, иначе все труды пошли б прахом. В то время я доминировала среди юниоров. И была уверена, что мне не стоило работать, потому что работа на полставки означала бы конец моей мечты.
Мама всегда об этом знала и понимала.
А вот отец нет.
В восемнадцать я сделала глупость и попросила у него денег, хотя считала, что это плохая затея.
«Ты слишком взрослая для катания
Я не являлась суеверным человеком. Нисколько. Но сезон после нашей с ним ссоры оказался худшим в моей жизни. И с каждым разом лучше не становилось.
На тренировках все было в порядке. Все, что вело к любому соревнованию, великолепно получалось. Но в момент, когда это действительно имело значение... я выдыхалась. Теряла уверенность в себе. И так каждый раз. Иногда выходило чуть хуже, иногда лучше, но провалы случались с завидным постоянством.
И я никогда никому не говорила, что виню в этом отца. «Сосредоточься на том, что у тебя могло бы хорошо получиться». Потому что, по его словам, я не всегда смогу кататься на должном уровне.
И его слова в ресторане, в окружении моей семьи, оказались ударом в солнечное сплетение, которого я не могла избежать и с которым не могла справиться.
А он все продолжал.
— Но ты не сможешь работать официанткой вечно, и не сможешь кататься на коньках всю оставшуюся жизнь, ты же знаешь, — сказал папа, все еще улыбаясь, будто каждое его слово не посылало сотни иголок прямо мне под кожу, загоняя их с каждой секундой все глубже и глубже — настолько глубоко, что я не была уверена, каким образом смогу их вытащить.
Я стиснула зубы и посмотрела вниз, заставляя себя держать рот на замке.
Чтобы не послать отца на хер.
И не обвинить за все то зло, которое причиняли мне его слова и поступки.
Не признаться ему, что я понятия не имею, чем буду заниматься после фигурного катания, и не признаваться, что отсутствие дальнейших планов — даже мыслей об этом — вызывает у меня панику. У меня не было представления и о том, чем я буду заниматься после того, как закончится контракт с Иваном, но мне не хотелось развивать эту тему. Даже Иван не вспоминал об этом месяцами. Последнее, что было нужно знать моему отцу, так это то, что Иван не планировал кататься со мной больше года, пусть и стал человеком, с которым мне нравилось проводить свободное время.
Моя гордость могла справиться только с этим.
— Думаю, тебе следовало поступить в колледж, как сделала Руби. Она ходила в колледж и успевала заниматься своим хобби, — продолжал вещать отец, не обращая внимания на то, что убивает меня изнутри, а мама, сидящая рядом, изо всех сил сжимает в руке нож. — Никогда не поздно вернуться и слепить из себя что-нибудь. Я, например, думал о том, чтобы получить степень магистра, понимаешь?
Слепить из себя что-нибудь.
Слепить из себя что-нибудь.
Я сглотнула и крепче стиснула вилку, мстительно вонзив ее в равиоли и запихнув еду в рот, прежде чем успела сказать нечто, о чем могла бы пожалеть.
Но, скорее всего, мне это вряд ли помогло бы.
Что-то коснулось меня под столом, скользнуло по колену и обхватило его. Я не осознавала,
Но что определенно оказалось в поле моего зрения, так это то, как парень смотрел на меня. Его щеки пылали.
Почему он покраснел?
— Ты должна сосредоточиться на том, что будет приносить тебе деньги, когда ты станешь старше и не сможешь больше выходить на лед, — продолжал отец.
Я так сильно сжала вилку, что пальцы побелели. Рука, лежащая на моем колене, обхватила его еще крепче, прежде чем двинуться немного ниже, прямо на коленную чашечку, расслабляя ее. Стоило ли отцу говорить такое перед тем, кто посвятил всю свою жизнь фигурному катанию? Одно дело оскорблять меня, но совсем другое — обесценивать ту тяжелую работу, которую проделал Иван.
— Конечно, с учебой у тебя всегда было не очень, но я знаю, что ты в состоянии это сделать, — говорил мой отец, его голос звучал восторженно при мысли о том, что я вернусь к учебе.
«У Жасмин нет способностей к обучению», спорил он с мамой однажды на кухне, когда мне было лет восемь, и я должна была лежать в постели, но вместо этого прокралась вниз. «Все, что ей нужно, это сосредоточиться».
Глядя на него — человека, которого так долго любила и хотела продолжать любить так же сильно, я ощущала лишь гнев, с которым не смогла совладать за двадцать с лишним лет с тех пор, как он развелся с моей матерью и уехал. Оставил меня. Оставил нас всех. Просто оставил.
Я осторожно сглотнула, признавая, что папа меня совсем не знает и никогда не знал. Может, в этом была моя вина. А, может, его.
Но это не означало, что я собираюсь молчать, как всем пообещала.
— Да, в школе у меня шли дела не очень. Я ненавидела ее, — медленно произнесла я, следя за каждым своим словом. — И ненавидела себя за это.
Отец сверкнул тёмными глазами, глядя на меня с удивлением.
— Ну…
— У меня были проблемы с обучением, папа. Приходилось тяжело, и мне это не нравилось, — повторила я, не сводя с него глаз и не обращая внимания на взгляды, которыми, совершенно точно, обменивались мои братья и сестры. — Мне не нравилось ходить в... как ты называл это? «Специальный класс», чтобы выучить алфавит, в то время, как все остальные уже читали. Мне не нравилось придумывать различные способы, чтобы научиться писать, потому что мой мозг с трудом отслеживал последовательность букв. Не нравилось, что у меня не получалось запомнить код от своего шкафчика, из-за чего приходилось писать его на руке каждый день. Я ненавидела тот факт, что люди считали меня тупой.
Даже с другого конца стола было видно, как отец сглотнул. Но он сам в этом виноват. Потому что поднял тему, о которой знали все, кроме Ивана и, возможно, Аарона.
— Но ведь есть занятия, которые ты можешь посещать, и методики, которые смогли бы тебе помочь.
Пришлось сдержать вздох, и выместить злость на вилке, продолжая протыкать ею еду в своей тарелке.
— Я умею читать и писать. Дело не в этом. Я смогла научиться. Но все же не люблю обучение и никогда не полюблю. Терпеть не могу, когда мне говорят, что делать и чему следовать. Я не собираюсь заканчивать колледж. Ни завтра, ни через пять лет, ни через пятьдесят.