С любовью, Рома
Шрифт:
Оставалось только молиться о том, чтобы никто из одноклассников не заметил выходки моего нового соседа по парте. А то быть мне «вонючкой» до конца дней.
— Надеюсь, твоё второе имя Эдвард Каллен*, — процедила я сквозь зубы.
* Герой романов Стефани Майер "Сумерки"
Глава 2
Наши дни
Рома
Молот, долбивший по наковальне в моей голове, работал исправно, каждым новым ударом высекая ворох искр, плясавших в глазах красными всполохами.
— У собачки боли, у кошечки боли, а у Ромы не боли…
Я даже успел понадеяться на чудо. Благодаря этой надежде неимоверным усилием воли мне удалось продрать глаза и пробормотать заветное «Соня».
Неясный женский образ над моею головой тяжко вздохнул и заметил куда-то в сторону:
— Проснулся.
Голос был знакомым, но, к сожалению, совсем не тем, в котором я так нуждался. Меня затопила волна раздражения, больше смахивавшая на гнев. Пришлось хорошенько проморгаться, прежде чем «Соня», сидевшая в изголовье дивана над моим бренным телом, начала приобретать очертания Веры — девушки одного из старших братьев.
— Какая жалость! — тут же фыркнул сам Стас, появившись в комнате. — Нужно было воспользоваться моментом и придушить гада.
— Стас! — возмутилась самая прекрасная женщина* на свете (конечно, после нашей матушки) и вновь приложила что-то холодное к моему лбу.
Я же воспользовался моментом и простонал:
— Воды-ы-ы...
— Клизму тебе, а не воды! — совсем не сочувственно прорычал братец. — Желательно, сразу же в мозг, чтобы хоть что-то там на место встало.
— Думаешь, поможет? — подал голос ещё один представитель нашего семейства. Я даже приподнял голову от подушки, чтобы с возмущением глянуть на Дамира — от него я такой подлости не ожидал! Бероев проигнорировал мой выразительный взгляд, даже бровью не повёл. Он сидел в кресле у окна, из которого бил яркий солнечный свет. Возможно, всё дело было в этом — не так уж просто взывать к человеческой совести, когда у самого глаза слезятся. Пришлось вновь откинуть голову и потребовать:
— Воды!
— Уже, — отозвалась другая прекрасная дама, проскользнувшая мимо Стаса в комнату, неся в одной руке стакан с водой, а в другой — горстку таблеток.
— Екатерина Алексеевна, вы — ангел, — заключил я, вновь предпринимая попытку оторвать голову от подушки и послушно открывая рот.
— Зашибись! — фыркнула Вера. — Я тут, значит, с ним битый час сижу, компрессы меняю, а ангел — она…
— Опыт, — самодовольно заявила жена Дамира. — И нечего тут завидовать.
— Вы ещё подеритесь, — зло зашипел Стас. — Из-за этого дебила!
Я сделал несколько больших глотков живительной жидкости и включился в перепалку:
— А нефиг ревновать! Если не умеешь обращаться с женщинами, — в этом месте старший брат громко закашлялся, задохнувшись от моей наглости. Вот и правильно, пусть хоть немного помолчит, и без его занудства голова раскалывалась. — И вообще, я вас не звал, сами свалились мне на
В комнате повисло неприятное молчание, заставившее меня напрячься. То, что мой характер — дерьмо, было известно всем и давно, так что вряд ли сказанные мною слова могли кого-то здесь задеть.
— Ром, — аккуратно позвал меня Дамир, — а мы сейчас где?
— Как это — где?! — поморщился я, устраивая больную головушку на подушке поудобней и прикрывая глаза. — Дома.
— А дома — это где?
— Не у родителей же.
— Ну а всё же?
— У меня! В Питере, — тупость задаваемых вопросов откровенно злила.
Семейство вновь замолчало. Я хоть и лежал с закрытыми глазами, но буквально кожей ощущал, как вся четвёрка нервно переглядывалась.
— Что опять не так? — пробурчал я, чувствуя накатывающий спазм желудка, которому, благодаря стакану воды, теперь было что извергать.
— Ну, не знаю, насколько тебя это обрадует, — осторожно продолжил Дамир, — но мы всё-таки в Москве.
***
Через час я смог покинуть недра ванной комнаты. Сначала у меня состоялось длительное свидание с унитазом: рвотные позывы всё-таки взяли верх. А потом я целых сорок минут всеми силами пытался стереть с себя груз вчерашнего дня. Можно было, конечно, предпринять попытку утопиться, но я всё же решил не лишать мир такой прелести, как я.
— Кать, а у тебя фен есть? — поинтересовался у Бероевой, появляясь на кухне. Вся четвёрка сидела за столом и гоняла чаи, негромко переговариваясь. В том, что предметом их разговора был я, сомневаться не приходилось.
— Там, в спальне, сейчас принесу, — она начала подниматься на ноги, но Дамир накрыл ладонь жены своей.
— Сам возьмёт.
— Но… — попыталась возразить Катя и замолчала, заметив посланный мне Дамом красноречивый взгляд.
— Ножками и сам.
Я закатил глаза. Боже мой, какими мы трепетными стали! Впрочем, спорить со вторым из братьев было делом бессмысленным. Это со Стасом можно пререкаться до посинения, а вот Дамир… Дамир не спорил, он решал. И вот хер ты что с этим сделаешь.
Пятнадцать минут ушли на наведение порядка на голове, и как только чёлка приняла желанный вид, мне даже дышать легче стало. Поэтому к родственникам я вернулся будучи в боеготовности: полный сарказма и цинизма.
Пока я осторожно поедал куриный бульон, с подозрением принюхиваясь к каждой ложке, семейство молчало, лишь многозначительно переглядывалось, чем конкретно так бесило меня.
— Ну? — не выдержал я, отодвигая от себя тарелку с похлёбкой. Плавающий в ней кусок куриной кожицы вызвал очередной приступ отвращения. — Спрашивайте.
— Что случилось? — Стас взял на себя роль дознавателя.
— А что случилось? — я театрально сдвинул брови, делая вид, что ничего не понимаю.
Братец зло щёлкнул зубами и уже приготовился запульнуть в меня чем-нибудь тяжёлым, но на подмогу, как обычно, пришёл Дамир, негласно выполняющий в нашей семье роль миротворца. Его имя обязывало.
— Ты вчера завалился к нам посреди ночи, явно будучи не в себе, — начал Дам. — Даже не пьяный, а угашенный какой-то. На ногах еле стоял. А ещё всё время что-то про Соню твердил, про то, что она… сука и мразь, — здесь он поморщился, явно недовольный необходимостью ругаться вслух. — Вы что, поругались?