С малых высот
Шрифт:
Командир разрешил экипажу Евтушенко продолжать полет и посоветовал строго держаться железной дороги.
Николай так и поступил. Добравшись до Ахтырки, он нашел заместителя командира эскадрильи лейтенанта Мишина и доложил ему о вынужденной посадке звена.
Утром нам на автомашине привезли бензин и лампы для подогрева. Толстый, неповоротливый лейтенант Михайлов - штурман полка - строго отчитал младшего лейтенанта Осокина за потерю ориентировки. Он сделал замечание и командиру звена.
Пока техники трудились возле машин, мы под руководством Михайлова
– Пойдем на прямую Пушкино - Ахтырка. Следовать строго по маршруту, предупредил нас штурман полка. И убежденно добавил: - Район Москвы я знаю как свои пять пальцев. Захочешь заблудиться не заблудишься.
Через час мы взлетели. Вначале шли точно по маршруту. Затем стали уклоняться вправо, чем дальше - тем больше. Михайлов это заметил, но не признался командиру звена. В конце концов он потерял ориентировку. Время шло. Голованов продолжал спокойно пилотировать самолет. Наконец Михайлов по внутреннему переговорному устройству сказал Голованову:
– Что-то не узнаю эти деревни. Может быть, сядем и спросим?
– Чтой-та, ктой-та... ездил бы ты на телеге, милый, - проворчал Голованов и, обернувшись назад, помахал левым кулаком над козырьком второй кабины.
Уж очень не хотелось верить, что мы опять заблудились. Впереди за лесом показалась большая снежная поляна, а за, ней такая унылая деревенька, которая, попадается, наверно, лишь тогда, когда потеряна ориентировка. Осмотрев поляну, командир звена пошел на посадку.
Самолет Голованова остановился около крайнего дома деревни. Дети сразу же окружили его. Грузный Михайлов вылез из кабины, направился по глубокому снегу к женщине, одетой в дубленую шубу.
– Как называется деревня?-спросил Михайлов.
– Новденская, Новденская, соколик! - охотно ответила женщина.
"Соколик" отыскал на карте деревню, находившуюся далеко правее линии маршрута, поблагодарил женщину и быстро зашагал назад к самолету.
– Это Новденская! Вправо уклонились! - весело крикнул он Голованову, будто тот только и мечтал попасть в эту деревню.
Минут через десять после взлета Михайлов снова потерял ориентировку. Пришлось Голованову второй раз садиться в поле у деревни Жары и тем же "способом" восстанавливать ориентировку. "С этим зазнайкой и болтуном горя хлебнешь", - подумал я, наблюдая за Михайловым, уткнувшим пухлые щеки в планшет.
Взлетели, взяли намеченный курс и вскоре пересекли железную дорогу.
– Что это за станция справа? - спросил Голованов у Михайлова.
– Не знаю, - виновато ответил штурман. Не сказав больше ни слова, Голованов повел самолет на посадку. На этот раз мы приземлились в Карабаново, а вскоре добрались наконец и до места назначения.
Не знаю, как для Голованова, а для меня этот полет явился хорошим уроком. Стало ясно, что дальше так летать нельзя. Мыслимое ли дело: на маршруте в тридцать километров уклониться в сторону на семьдесят? Нужно было учиться искусству ориентировки, и учиться настойчиво!
1 декабря 1941 года весь наш 710-й полк собрался в Ахтырке, в каких-нибудь ста километрах
Все чаще горели "юнкерсы" и "хейнкели" в подмосковном небе. Страну облетела весть о героическом подвиге двадцати восьми панфиловцев, задержавших немецкие танки на Волоколамском шоссе, у разъезда Дубосеково. Из уст в уста передавались слова политрука Клочкова: "Отступать некуда, позади Москва".
Московский комитет партии писал в листовках:
"Над Москвой нависла угроза, но за Москву будем драться упорно, ожесточенно, до последней капли крови!"
Ходили слухи, что восточное Москвы накапливаются наши свежие резервы, собирается ударный кулак. Казалось, что на подступах к столице войска Красной Армии сжимаются в огромную пружину, чтобы развернуться для ответного удара.
Ждали: обстановка вот-вот должна круто измениться. Наш 710-й авиаполк был одним из многих частей, прибывших под Москву. Он влился в состав военно-воздушных сил 1-й ударной армии, только что прибывшей из Сибири.
И вот то, о чем думали, чего так долго ждали, свершилось: 6 декабря войска Западного фронта перешли в контрнаступление.
Вначале мы помогали наступающим частям поддерживать связь со штабом армии. Первыми включились в боевую работу командиры эскадрилий, их заместители и некоторые командиры звеньев. Рядовые летчики пока на задания не ходили.
Но с увеличением темпов наступления самолетов для связи требовалось все больше. Поэтому и мне вскоре пришлось вылететь на фронт. Нам с Гарифуллиным приказали доставить в стрелковую бригаду пакет.
Когда мы, выполнив задание, пошли перелеском к своему самолету, внезапный взрыв колыхнул землю. Неподалеку фонтаном взметнулись вверх комья снега и мерзлого грунта. Воздух наполнился частыми выстрелами зениток и пронзительным воем бомб. Потом перелесок утонул в грохоте разрывов.
Налет "юнкерсов" застал нас в трехстах метрах от землянки начальника штаба. Ни я, ни Гарифуллин, к счастью, не пострадали. Пришлось только некоторое время побыть санитарами: перевязать раненного в ногу пехотинца.
После бомбежки к нам подошел майор и сказал:
– Готовьтесь к вылету. Ваш полк сегодня перелетел в Клин. Вот сюда, ткнул он карандашом в карту.
Размаскировав самолет, мы со штурманом прогрели мотор и взлетели. Под крылом замелькали украшенные инеем деревья. На душе посветлело. Во-первых, в воздухе не так страшно, как на земле. А во-вторых, мы как-никак выполнили первое задание: пакет доставили точно в срок.
Некоторое время летели над дорогой, загроможденной разбитыми автомашинами, трупами лошадей, исковерканными орудиями. Кое-где на обочинах чернели сгоревшие вражеские танки. Мрачная дорога войны...