С мертвого никто не спросит
Шрифт:
— Нет, все не так просто по другой причине. Он нужен мне самому, — объяснил Реймонд. — А вы будете вроде как путаться у меня под ногами. После того как мы его возьмем, он получит срок за убийство и нанесение тяжких телесных повреждений, но он все же останется в живых. Разницу понимаете?
— Ясно, вы хотите привлечь его за убийство судьи, — кивнул албанец. — Я некоторое время провел на том самом пятом этаже, общался со своими знакомыми и прекрасно понимаю, почему он вам так нужен. Но если только вы не родственник и не близкий друг судьи,
— Перед тем как убить человека, вы смотрите ему в глаза? — спросил Реймонд.
— Если позволяет время, — едва заметно усмехнувшись, ответил Тома.
— Мэнселл убил девятерых.
— Ну и что? — Тома пожал плечами. — А если вам известно, что он серийный убийца, то почему позволяете ему гулять на свободе? Я приехал в Штаты, когда мне было всего шестнадцать; на родине я тоже успел убить с десяток человек, а может, и больше. В основном русских. Но среди моих жертв были и албанцы, мои сородичи. Еще до прихода на нашу землю турок у нас на родине существовал священный обычай кровной мести. Если вы о нем не слышали, то ничего обо мне не знаете.
— Я думал, мы друзья. — Крузу хотелось, чтобы Тома знал: он прекрасно его понимает.
— Да, вы всегда держите слово, — кивнул албанец. — Вам известно, что такое честь, и вы не будете против, если мы о ней поговорим. Слово «честь» для вас не пустой звук. Возможно, это вам даже иногда мешает. Предположим, убивают полицейского, вашего напарника. Неужели вам не захочется пристрелить того, кто это сделал?
— Да, — согласился Реймонд. В общем, так оно и было.
— Но в тот момент вами будет двигать не желание защитить свою честь. Ваш коллега, полицейский, вам не брат и не родственник — просто вы угощали его сигаретами, приглашали в гости… У меня по-другому. Если такого человека оскорбили, то я считаю, что оскорбили и меня. Если же его убивают, то я должен за него отомстить — убить еще до того, как убийца предстанет перед судом. А теперь, прошу вас, ничего не говорите. Только представьте себе: подонок ломает ногу вашему кузену, доверчивому, очень доброму человеку, который для вас все равно что родной брат, и крадет у него деньги. Чего требует от вас честь?
— Честь требует снести подонку башку, — ответил Реймонд.
— Вот видите? — сказал Тома. — Честь сдерживает вас. Да, она вам что-то подсказывает, но вы не можете просто сказать «убить его». Хотя именно это вы и имеете в виду. А что вы конкретно намерены с ним сделать?
— Арестовать, — ответил Реймонд.
— Ну вот, только арестовать, — разочарованно произнес Тома. — А я должен его убить. Только не называйте меня бешеным албанцем.
— Как же вы собираетесь на него выйти? — спросил Круз.
— У нас много друзей, знакомые помогут. Есть знакомые и в полиции Хамтремка. Они поделятся с нами тем, что им известно. Мы уже знаем, какая у Мэнселла машина, где живет его подруга… Так что мы его обязательно выследим.
— А что, если он уехал из Детройта?
Тома пожал плечами.
— Ничего, мы подождем, — ответил он. — Почему он выбрал Детройт? Наверное, потому, что ему здесь нравится: здесь люди доверчивее, их легче грабить. Значит, он вернется. А если не вернется — разыщем в другом месте. Ему от нас все равно не уйти.
Реймонд посмотрел на Скендера, лежавшего на растяжке.
— Как Мэнселл сломал ему ногу? — спросил он.
Тома помолчал, а потом ответил:
— Преднамеренно. Вы читали медицинское заключение?
— В нем говорится, что он упал с лестницы и что его нашли на полу. Кто-то из жителей дома позвонил в «Скорую помощь».
— Да. Позвонила подружка Мэнселла, — сказал Тома. — Раз вы пришли сюда, значит, уверены, что это сделал он. Так что я не стану морочить вам голову, уверяя, будто Скендер упал с лестницы. Насколько я понял, улик против Мэнселла у вас нет, а если вы их не найдете, арестовать вы его не сможете. Даже если он и совершил двойное убийство. Хотя нет, вы же сказали, что он убил девятерых.
— На то, чтобы найти улики, требуется время, — ответил Реймонд.
Тома помотал головой.
— Нет, никакого времени не нужно. Скажите, где он, и мне, чтобы с ним расправиться, потребуется всего несколько минут.
Круз ничего не ответил.
— Для меня это дело чести, — заявил Тома.
— Вашей чести — да, — возразил Реймонд. — А как же моя честь?
Тома пристально посмотрел на лейтенанта. На этот раз в его взгляде читалось любопытство.
— Наверное, я чего-то не понимаю. — Албанец помедлил и добавил: — Может, вы лично хотите его прикончить?
— Может быть, — ответил Реймонд.
Тома продолжал разглядывать Круза.
— Да, я понимаю, вы убьете Мэнселла только в том случае, если он окажет сопротивление. Или если вам разрешит начальство. Но если он сдастся, что вы сделаете?
— Рассмотрим другой вариант, — сказал Реймонд. — Вы входите в комнату, а там сидит Мэнселл. Просто сидит. Как вы тогда поступите?
— О чем может быть разговор? — ответил Тома. — Конечно же я его пристрелю.
— Понятно. А если он безоружен?
— Все равно пристрелю. Мне плевать, вооружен он или нет. Вы тут все время толкуете об условиях, ограничениях, правилах — как будто в игрушки играете. — Тома изобразил изумление. Он слегка переигрывал, но в его игре чувствовался стиль. Наконец он улыбнулся не только губами, но и глазами: — У вас, полицейских, странное понятие чести. Вы вспоминаете о ней, когда преступник не вооружен. А что, если Мэнселл выстрелит первым? Тогда как? Погибать вместе со своей честью? — Тома помолчал. — Знаете, нас, албанцев, называют дикими, бешеными…