С открытым лицом
Шрифт:
Одной из проблем, которую предстояло решить, была «организация силы»: так мы начали сложную дискуссию о роли и методах службы порядка, т.е. того жесткого ядра действия, которое каждая внепарламентская группа создавала внутри себя. А в документе, составленном на конференции в Кьявари, так называемой «Желтой брошюре», говоря об автономии рабочих, мы впервые ввели размышления о гипотезе вооруженной борьбы.
Однако когда мы говорим о пролетарских левых, мы не должны заблуждаться. Это была не настоящая закрытая группа, а
И внутри этого котла никто не стремился к единому идеологическому определению, но каждый приносил свой собственный идеологический и культурный багаж, накопленный за предыдущие годы. Это способствовало формированию довольно разрозненного и запутанного пазла.
«Пролетарская левая» также выпускали газеты.
Мы выпустили два номера журнала с тем же названием, что и группа. Но самым интересным было распространение около сорока «Листков борьбы», посвященных различным вопросам, которые нас волновали: фабрики, эксплуатация рабочих, роль техников, белые убийства, захват домов...
Мы печатали три тысячи, а то и шесть тысяч экземпляров этих «Фогли», которые распространялись по символической цене в десять лир.
О грабежах тогда еще даже не говорили. Деньги поступали из пожертвований некоторых художников и интеллектуалов и, прежде всего, благодаря самообложению: в наших рядах было много техников из IBM и Sit-Siemens, которые хорошо зарабатывали и соглашались отчислять часть своей зарплаты в общую казну.
Не было такого момента, когда кто-то за столом принял решение о том, что мы должны начать стрелять и совершать нападения. Это было постепенное и трудоемкое созревание. Процесс шел под давлением непредвиденных потребностей и в контексте всеобщего широкомасштабного насилия.
Однако если упростить, то можно сказать, что путь, который привел к партизанской войне, был пройден с конференции Пекориле в сентябре 1970 года.
Пекориле — небольшой поселок из семи домов в глубинке Реджо-Эмилии с рестораном, который хорошо знали товарищи из этого района. Мы пригласили туда около восьмидесяти делегатов из различных коллективов, входящих в Пролетарскую левую.
Существовала настоятельная необходимость разрешить противоречия, назревшие внутри Пролетарской левой, где ориентации теперь непоправимо расходились.
Центральным моментом, требующим решения, стала дискуссия о необходимости перехода к новым, более острым и подпольным формам борьбы. Выбор, за который решительно выступали Маргерита, Франческини, я и еще несколько товарищей. Но это не могло обсуждаться на собрании, открытом для всех. Поэтому мы привезли в Пекориле более или менее избранную группу.
Формально никакого решения мы не приняли. Однако на практике мы поняли во время этих дебатов, что опыт Пролетарской левой закончился.
Никто из нас не выступал посреди собрания из восьмидесяти человек с предложением перейти к вооруженной борьбе, но среди нескольких небольших групп товарищей эта тема циркулировала. Однако это были абстрактные и расплывчатые разговоры, без конкретных последствий, не говоря уже об организационных предложениях.
Вместо этого мы открыто говорили о превращении службы порядка в хорошо организованное ядро, способное действовать в различных городах: везде, где столкновения требовали жесткого присутствия.
Огнестрельного оружия у нас ещё не было.. В те времена еще использовались коктейли Молотова, болты и прутья.
Но в то время определенное «вооруженное присутствие» начало пробивать себе дорогу в движение, появлялись первые вооруженные группы: например, «22 октября» в Генуе и «Гэп» Фельтринелли. Еще в 68-м году я время от времени встречался с Джанджакомо Фельтринелли, и мы подробно обсуждали наши проекты.
В Пекориле я ясно почувствовал, что после возвращения в Милан наши боевые обязательства примут другой оборот. Я еще не знал, какой, но чувствовал, что выбор неизбежен. И мой выбор вскоре созрел в напряженной атмосфере столкновений на заводе Pirelli.
Но есть кое-что, что следует уточнить. В то время конкретное содержание так называемой «вооруженной борьбы» было очень скромным. Поджог машин заводских боссов практически ничего не значил: уличные демонстрации движения поджигали гораздо больше, чем несколько старых Seicentos. Проблема заключалась не в размере ущерба, нанесенного противнику, а в том новом положении, в которое эти действия поставили нас в рамках рабочих движений борьбы.
Наши рассуждения о вооруженной борьбе и первые акции «вооруженной пропаганды» возникли из-за невозможности продолжать использовать старые методы коллективных действий и собраний, а также из-за необходимости вооружиться новыми инструментами, чтобы сделать наше присутствие ощутимым в ситуации обостренного социального противостояния, как в то время.
Микровзрывы служили для того, чтобы подчеркнуть наше присутствие, а также для того, чтобы сделать более эффективными и убедительными политические выступления, которые мы проводили с помощью листовок и работы на заводах. И тогда мы почувствовали необходимость придумать что-то новое.
Вопреки тому, что говорили некоторые, мы не хотели вдохновляться партизанскими действиями или даже действиями традиционного, хотя и революционного рабочего движения. Мы хотели учиться на новом опыте, который будоражил мир: мы смотрели на «Черных пантер», «Тупамарос», Кубу и Боливию Че Гевары, Бразилию Маригелы. Вот почему рассказы Фельтринелли, который путешествовал по миру и напрямую общался с лидерами различных партизан, имели определенный шарм и были, несомненно, интересны.