С открытым лицом
Шрифт:
Весной 1968 года он пригласил меня на дебаты в штаб-квартиру своего фонда на улице Андегари в Милане. Я пошел, взяв с собой Дуччо Берио, и был поражен тем, что оказался единственным выходцем из университета Тренто, приглашенным в это маленькое святилище: там было четыре или пять молодых людей из миланского движения, пара немецких товарищей, два французских пролетария Гоша и один португалец. Мы говорили о ситуации в Европе, о французском мае, о связях между студентами и рабочими. Фельтринелли попросил у меня подробный отчет о наших событиях в Тренто. Больше ничего. Эта первая встреча была просто контактом и обменом
Он показался мне приятным человеком. Мне понравился его громкий смех, его непринужденная манера говорить на определенные темы, его умение слушать.
В августе 69-го я вернулся в офис его издательства, чтобы представить ему свое исследование о социологической структуре итальянской армии. Мы очень мало говорили о моей рукописи, зато подробно обсудили ситуацию в Pirelli и деятельность, которую я начал в Милане.
Через несколько месяцев он вызвал меня в лигурийскую глубинку, в дом своего старого друга-партизана. Я пробыл там несколько дней, и именно там наши отношения стали более тесными. Ему нужна была точная информация о деле Пизетты, за которым я внимательно следил как руководитель службы заказов студенческого движения в Трентино.
Марко Пизетта был горным проводником, который симпатизировал марксистско-ленинским кругам в Тренто. Однажды, в 1968 году, у меня возникла идея сделать «что-то конкретное» против войны во Вьетнаме, и я подумал, что было бы неплохо взорвать небольшой американский военный гарнизон на вершине Паганеллы, на высоте 2000 метров. Я попросил Пизетту сопровождать меня, и он сразу же согласился. Акция оказалась невозможной, но я вспоминаю день нашего восхождения как замечательный горный опыт.
Год спустя, в апреле 1969 года, он взорвал бомбы в штаб-квартире Inps, в супермаркете и возле казармы карабинеров. Когда его начали выслеживать, мы в движении решили поддержать его и в нашей маленькой газете представили его как первого беглого итальянского «революционера».
Я позаботился о том, чтобы помочь ему организовать побег. Я нашел ему небольшую комнату в Милане, но через некоторое время он сказал мне, что «чувствует себя одиноким». Тогда я ввел его в круг друзей в Лорентеджио: там была «Берсальерия», там был старый «Бомба», грузный бывший партизан, ставший отличным поваром, там было много людей, которые плели свои живописные экзистенциальные приключения вокруг площади Тирана. В этой среде Марко чувствовал себя непринужденно и умудрялся находить различную работу.
Фельтринелли был в курсе моей деятельности и сказал мне, что он придает большое значение этим обычно упускаемым из виду аспектам революционной жизни.
Он спросил меня, интересуюсь ли я дебатами по технико-организационным проблемам вооруженной борьбы, и дал мне несколько брошюр «Тупамарос» и «Руководство по городской партизанской войне» Мангитела.
Затем, с момента, когда я начал организовывать «Красные бригады», в конце 1970 года, наши встречи стали более частыми. Обычно я видел его вместе с Франческини, но иногда и одного. Встречи назначались в маленьких садах на площади Кастелло, откуда мы переходили в одну из его многочисленных более или менее секретных квартир.
Я помню, что он дал мне странный nom de guerre[18]: «Желтый Джерси».
«Но почему «Желтый Джерси»?», — спросил я его, — «Я никогда не ношу ничего желтого».
«Я знаю почему, когда-нибудь я тебе расскажу», — ответил он, усмехаясь. Вместо этого он умер на пилоне, так и не объяснив мне это прозвище.
По возвращении из поездки на Кубу он сообщил, что встретил нескольких боливийских, уругвайских и бразильских революционеров, которые рассказали ему о своем опыте городских партизан. Опыт, который он был готов передать нам. И вот он дал нам серию «уроков».
В некотором смысле там была партизанская школа. Я понимаю, что легко иронизировать, и в отношении Джанджакомо было много иронии, но его приверженность была искренней, и некоторые его указания были полезны. Он объяснил нам, какие существуют методы подделки документов, как снимать квартиры, не вызывая подозрений, какими должны быть характеристики хорошего подпольного убежища...
Как я его знал, он был искренне обеспокоен возможностью государственного переворота и делал все возможное, чтобы левые не оказались неподготовленными к непоправимой ситуации. Он провел анализ итальянской и международной ситуации, из которого вынес убеждение, что необходимо готовиться к городской партизанской войне и в Европе. А поскольку в Европе, как он постоянно повторял, не существовало традиции и знания партизанских методов и стратегий, он был кандидатом на роль поставщика информации, поставщика опыта, инициатора инициатив. Не только с нами, бригадниками, но и с нашими немецкими товарищами из Raf и с французами.
Однажды он дал нам пару радиопередатчиков, которые он приобрел в Германии, и предложил сделать пиратские передачи, подобные тем, которые он организовывал с Radio Gap, в Генуе, Тренто и Милане. С террасы на окраине Милана мы попытались принять сигнал новостного радио, но нас удалось услышать лишь на несколько секунд в десятке или около того квартир в этом районе. В другой раз он принес нам чертежи и технические спецификации для создания базуки, которую ему подарили тупамарос. В это дело мы так и не посвятили себя, не в последнюю очередь потому, что через некоторое время эти бумаги были найдены полицией в одной из наших квартир.
Во время своих «уроков» Фельтринелли как-то раз развлекал Франческини и меня тем, что нужно всегда иметь наготове «партизанский рюкзак».
«Что такое партизанский рюкзак?» — спросили мы в изумлении. «Это инструмент выживания, который партизанский опыт Латинской Америки и учение Че Гевары считают незаменимым», — ответил он. «Он должен быть всегда под рукой, чтобы обеспечить немедленный побег, и в нем должна быть запасная одежда, документы, деньги, все необходимое для городского беглеца. А также мешочек соли и несколько сигар».