С оттенком помешательства
Шрифт:
— М? Ты что-то сказала? — издевался и тогда я четко и уверенно произнесла:
— Я даю обещание быть только твоей!
Услышав желаемое, Север плотоядно оскалился.
Стены рухнули. Сложились карточным домиком. Сопротивление было безвозвратно сломлено. Все выстроенные барьеры остались далеко позади. Только вседозволенность правила им. Распущенность и животная похоть, поглощающая меня.
Уже ничего не мешало ему бесцеремонно залезть ко мне в трусы. Ничего не мешало скользнуть шершавым пальцем по нежной плоти, собрать сочившуюся
И я завибрировала от перенапряжения. Бесконтрольно затряслась, вцепившись в его тугие плечи и плавясь в руках. Вспыхнула искрами короткого замыкания.
Казалось, еще немного — и все вокруг взорвется. Разлетится на ошметки, если он не прекратит.
Но Довлатов не прекращал... Только напористей становился. Смелее. Грубее и требовательней превращал меня в безумную, мечтающую о большем.
Я не боялась. Я старательно прислушивалась к своему телу и к тем ощущениям, что дарил мне Довлатов. Он запускал жар по моим жилам. Он стремительно наращивал напряжение внизу живота, с нажимом прикасаясь с набухшему клитору. Он накачивал меня дозами кайфа и вынуждал жалобно всхлипывать в его шею, с каждым новым круговым движением воспаляя меня интенсивней. Гораздо горячей.
Он знал что делает со мной. Знал как действует на меня. Он совершенно точно все знал.
Он давал познать, что такое всепоглощающая страсть. Восторг, от которого в приступе удовольствия закатываются глаза под веки, забывается собственное имя. От которого кровь превращается в бурлящий поток адреналина, и которое не сравнится ни с чем ранее испытываемым мною
Мои бедра были раскрыты. Только для него, для Севера, активно ласкающего меня снизу.
Изнутри просился освободительный выкрик. Сознание было на грани распадения, а тело — на пике блаженства, у края пропасти.
Мои бедные легкие едва ли не разрывались, едва ли не взрывались, воспламеняясь напалмом. И кожа уже во всю мощь горела от столь жарких поцелуев. Столь палящих, что хотелось содрать ее с себя живьем.
Я была близка. Близка к тому, чтобы...
— Кончай, кроха... Не зажимайся, ты уже можешь, — послышалось ласковое нашептывание, и, к сожалению, оно послужило сдерживающим фактором. Точнее одно-единственное слово — "кроха".
Крик так и не вырвался из меня. Тело не освободилось, не познало истинного удовольствия. Сознание перебросило меня в реальность. В темный кабинет. Стало моментально не по себе. Стыдно. Холодно...
— Север, нет! — одернула его руку и резко сомкнула берда, невзирая на небывалую пульсацию между ног. — Это нужно сейчас же прекратить!
Север отшатнулся. Встрепенулся и напрягся всем телом. Словно ему оглушающую пощечину влепили.
Скрежет его зубов, хруст костяшек, надрывное дыхание тотчас добрались до моего слуха.
— Поздно, светлячок. Ты уже дала обещание!
В один миг он забросил меня на свое плечо, а затем швырнул на кожаный диван.
Уличные фонари озарили его лицо, и то,
Север смотрел так, словно хотел придушить меня на месте. Сожрать. Без свидетелей. Без возможности позвать на помощь.
На краткий миг пугающая фантазия обездвижила меня. Этим Север и воспользовался. Подобно дикому зверю, дорвавшегося до добычи, он загнал меня в угол. С маниакальной настойчивостью стянул с меня джинсы и рванул лонгслиф вниз, оголяя полностью мою грудь.
— Ты же не собираешься... — не хватило духу озвучить свои ужасающие мысли.
Я мотала головой из стороны в сторону и жалобно посматривала в сторону выхода, стараясь прикрыть наготу руками.
— А ты этого хочешь? Хочешь, чтобы я трахнул тебя? — его голос изменился до неузнаваемости.
Довлатова будто бы подменили. Безумец смотрел на меня и пожирал своими глазами, охваченными дичайшим пламенем, в котором я заживо сгорала.
— Н-нет...
— Хм...
Север вклинил одно колено между моих ног, рывком раздвинул бедра, вырвав из уст протестующий вскрик. А в следующую секунду он навалился на меня и подмял всем своим телом, не давая опомниться.
Мозг будто бы атрофировался. Обессиленное тело не слушалось.
Довлатов схватил меня за запястья, расставил руки широко и... вновь впился в мои губы. Требовательно. Жадно. Больно. Словно желая что-то доказать. Не давая ни единого шанса вобрать в легкие воздуха.
А тем временем давление между ног только усиливалось. Нарастало в бешеном темпе. Это было что-то невообразимое.
Удерживая меня в тисках, Север терся выпирающей ширинкой об мою промежность. О влажное белье. Ритмично двигая тазом. Вколачиваясь в меня своими бедрами... без проникновения.
Напряжение стянуло внутренности тугим жгутом. Адреналин искал пути высвобождения.
— Ты же хочешь этого не меньше, чем я, — заверил он сдавленно у уха, вынуждая покрыться крупной дрожью. — Но я не войду в тебя, пока ты не станешь меня умолять!
Продолжал он подвергать меня мучительно-сладостным пыткам, доводить до лихорадочного приступа.
— Не стану, — вырвалось с искусанных губ.
— Станешь, — рыкнул он в них. — Возможно, не сегодня, но станешь. Деваться тебе уже некуда! Ты — моя.
С этими словами он вновь ворвался в мой рот. С напором. Не давая возможности ответить ему. Впрочем, вряд ли мне бы удалось сказать что-то вразумительное, поскольку сознание покинуло меня ровно тогда, когда я почувствовала, что еще немного — и меня разорвет на части разрушительная сила собственного возбуждения.
Север терзал разгоряченную кожу, мучительно-медленно опускаясь вниз. Царапал зубами шею и всасывал в себя затвердевшие соски. Тесно вжимался между ног своим вздыбившимся пахом, постепенно наращивая силу трения. Заставляя меня течь.. Течь, как очередная его сучка...