С первого взгляда

На кой черт ему эта вечеринка, спрашивается?!

Тащиться непонятно куда! Непонятно зачем! Непременно в костюме и галстуке! Не сметь опаздывать! При себе никого не иметь!

Последнее условие его вообще возмутило.

– Че так-то, Лен? – хмыкнул он в телефонную трубку таким тоном, будто мог зараз привезти с собой по меньшей мере пятерых красоток.

На самом-то деле он уже давно пребывал в поиске и пока безо всякого результата. Но повыделываться все равно стоило. Чего это она сразу с условий начинает?

– У нас семейное торжество, Антоша.

И забубнила, забубнила, тут же припомнив все их совместные с ее мужем – Ванькой – прегрешения, видеть которые чужому глазу было никак нельзя.

Тут и новогодняя прошлогодняя елка всплыла, когда они с Ванькой вокруг нее в одних трусах плясать вздумали. Хорошо еще, что совсем не разделись! То, что елка та произрастала в дачном поселке возле их дома, Ленку мало трогало.

А в бане, когда пива перепили, что было? Додумались в одних полотенцах выйти на улицу! А баня та в центре города, и вышли они в полотенцах из дверей на оживленный к тому часу проспект. И любовались бы на них прохожие часа два – попозировать они любили, – если бы не милиция, разогнавшая толпу зевак, а заодно и на них с Ванькой накричавшая.

Потом Ленка, захлебываясь азартным возмущением, вспомнила их совместный поход в горы. Поездку к морю. Следом отдых в санатории.

– Вам же нельзя на люди, Антоша! Вы дикари!!! Так что приедешь один, – закончила она безапелляционным тоном и добавила, как бы между прочим: – Достаточно уже того, что твоя бывшая приедет с бойфрендом.

– Ага!!! – тут же завопил он, встав на дыбы. – Ей можно, а мне нет?!

А в голове тут же заплясало и запрыгало: это что же у Алки за бойфренд такой? Откуда она его нарыла, если еще пару месяцев назад домой назад просилась? Не очень настойчиво, правда, но просилась. Может, нарочно тащит кого-то с собой, чтобы его – своего бывшего мужа – позлить?

– Ей можно, потому что…

Ленка замялась, стараясь подыскать единственно верные и правильные слова.

Щадила его таким образом.

– Ну! Говори, как есть, чего мямлишь? Почему это ей можно?

– Потому что Сережа не совсем посторонний, – закончила Ленка с виноватым вздохом.

– Минуточку! – Антон тогда завертел шеей с такой силой, что захрустело что-то под тугим воротничком сорочки. – Это какой такой Сережа? И с чего это он нам не совсем посторонний? Уж не тот ли это Сережа?..

– Тот, Антоша, тот. – Лена засопела в трубку совсем уж виновато.

– Я не приеду! – отрезал он категорично и хотел отключиться, но Ленка заверещала как ненормальная:

– Тошечка, миленький! Не смей бросать трубку!!! И не смей не приезжать!!! Ты нужен, понимаешь?

– Нет. Зачем?

– Ты должен помочь, – нехотя начала признаваться Ленка.

– В чем? Чем? Зачем?

Он уже ничего не соображал в тот момент и гнал машину по улицам города как заправский гонщик. О том, что его могли остановить сотрудники милиции, оштрафовать, отобрать водительское удостоверение, он не думал. О том, что он может кого-нибудь покалечить, не думал тоже. Весь мир съежился до размеров узкого тесного тоннеля его обшарпанной загубленной Алкой жизни, из которого ему страсть как хотелось вырваться. А вот, получается, мешали.

– Антоша, она несчастна! Несчастна без тебя! Дурочка, ничего не видит, ничего не понимает, не понимает, что губит себя! Но мы-то видим и хотим помочь!

– Помогайте, – отрезал он и вильнул в пыльный проулок, сразу переполошив дюжину задремавших кур и чинно прогуливающихся пенсионерок. – Я-то при чем?

– Без тебя никак, Антоша. Мы с Ванькой долго думали и решили, что…

– Что для того, чтобы сделать мою бывшую жену счастливой, мне необходимо отбить ее у того прохвоста, который в свою очередь отбил ее у меня. Я правильно понял?

– Правильно, – обрадовалась наивная Ленка.

– Дура! – коротко обронил Антон, доехал до обрыва, нависшего над рекой растрескавшейся каменной губой, и остановил машину.

– Кто дура? Алла?

– И Алла и ты, Лен, дура тоже.

Он почесал макушку, глянул на себя в зеркало. Физиономия была зверской. Если бы Ленка его сейчас увидала, то поостереглась бы вести дальнейшие переговоры.

Она его не видела, поэтому принялась возмущаться, называя всех мужиков козлами и гадами. Ему отдельно досталось. Финала ее гневного монолога он не услышал, просто выключил телефон. И решил тогда, выйдя из машины и усаживаясь светлыми штанами прямо в молодую сочную траву, что ни за что не станет принимать участие в их акции по спасению его заблудшей овцы, пардон – жены.

Но день спустя позвонил Ванька – его лучший, самый лучший друг на свете – и тоже начал просить его приехать на их праздник. Он заискивающе хихикал, называл всех баб глупыми курицами. Просил не обращать внимания на Ленкины идиотские затеи. Уверял, что праздник этот никакого отношения к развалившемуся браку Антона и Аллы не имеет. У них с Ленкой просто знаменательная дата, которую они хотели бы отметить в кругу друзей, вот и все.

Антон ему не поверил, но приехать пообещал.

Почему не поверил?

Да потому, что Ванька ему наврал.

Друзья что собирались отмечать? Правильно, годовщину их с Ленкой знакомства. А сколько лет, сказал Ванька, минуло с тех пор? Правильно, сказал, что пятнадцать. А на самом деле?

А на самом деле, Антон знал и помнил это совершенно точно, знакомству их было семнадцать с половиной лет или чуть меньше. Причина для запоминания тоже имелась: это именно благодаря ему они и познакомились.

Познакомил он их незадолго до Нового года в школьном коридоре, толкнув Ваньку на Ленку, когда она проходила мимо них из столовой. Ванька тогда заорал:

– Дурак, что ли, Тоха?!

И тут же, успев шкурно подмигнуть другу, кинулся помогать Ленке подбирать с пола оброненные пирожки с капустой, которые она несла своим одноклассницам. Пирожки, конечно, пришлось выбросить. Дураку Тохе, загадочно ухмыляющемуся, пришлось уйти. И было им на тот момент…

Да, все правильно! Было им по шестнадцать. Сейчас по тридцать четыре с хвостиком. Дело катится к лету, так что никак их знакомству не могло быть пятнадцать лет.

Он, конечно же, поедет на вечеринку, устраиваемую его друзьями в доме Ванькиного дядьки за городом. Какой бы причиной они ни руководствовались, разочаровать и уж тем более обидеть Антон их не мог. Но самому себе поклялся на Алку вообще никакого внимания не обращать.