С престола в монастырь (Любони)
Шрифт:
Княжна с улыбкой смотрела на отца.
— Дубпавка, — обратился к ней князь, — а отец Прокопий был у вас?
— Только что расстались с ним, милостивейший князь и отец мой!
— Разговаривал с вами?…
Дубравка вся зарделась, опуская глаза, но моментально подняла их на отца.
— Говорил…
— Ну и как же? Охотно ли понесете крест среди язычников? — спросил он дрожащим голосом.
— Охотно… Да, с охотой! — воскликнула Дубравка. — Чувствую, что это мое призвание!..
— И ничего не боишься?
— Ох, ничуть! —
Болеслав, видя, с каким легким сердцем его дочь собиралась бросить родительский дом, расстаться с родными и стариком-отцом и следовать за чужим человеком в незнакомые ей края, испугался и взгрустнул.
— И не жаль тебе Градчина и Праги, — тихо прошептал он, — и меня старого отца, и сестры, и брата?…
— Ох, жаль, страшно жаль!.. — поспешила ответить девушка. — Но разве не учили нас, что женщина должна следовать за мужем?… Я не создана для монастыря, как Млада… Я люблю иную жизнь… и тишина мне в тягость…
Сказав это, она сконфузилась, опустила глаза в землю, но улыбка не сходила с ее уст.
Она подошла к отцу и поцеловала его руку; старик молча обнял ее за голову и грустно вздохнул.
— Иди, дитя мое, — оказал, — пусть Бог благословит тебя в новой жизни… Иди… И мне пора к гостю…
Еще раз поцеловав руку отца, Дубравка поскорее выскочила из комнаты.
Старый князь позвал слуг.
Теперь он пошел во двор посмотреть на состязания, где Мешко мог пощеголять своей удивительной ловкостью и необыкновенной силой.
Молодежь стреляла из лука, бросала в цель копья, бегала и показывала удивительное искусство в верховой езде.
Усталые и весело болтая, все отправились в горницу, где уже ранний обед был приготовлен. И опять, как и накануне, оба князя заняли места за одним столом, интимно беседуя.
Болько считал уже Полянского князя почти своим сыном.
Дубравка явилась к обеду одетая еще наряднее, еще красивее, чем накануне, лицо ее сияло радостью.
Мешко посмотрел на нее и вдруг, будучи не в состоянии больше сдерживаться, обратился к старому Болеславу:
— Милостивейший князь, если я на самом деле поклонюсь вам в ноги, умоляя вас отдать мне вашу дочь, что вы мне на это ответили бы?…
Старик нагнулся к нему.
— Возьмите ее себе… и пусть Бог благословит вас… Только вы должны принять крещение.
— Когда сумею… Верьте и не сомневайтесь, что сделаюсь христианином, — ответил Мешко.
— Все же переговорите с дочерью моей сами, — прибавил князь.
Как только начали вставать от столов, Полянский князь, не сдерживая себя больше, подошел прямо к Дубравке.
Все, кто были в горнице, видели, как Мешко взял слегка за руку Дубравку и подвел ее к окну; глаза всех с любопытством устремились на молодую пару. Дубровка шла смело, без девичьей жеманности, которая, по ее понятию, совсем не подобала княгине.
— Прекрасная княгиня, — обратился к ней Мешко, — мы, язычники, верим
Дубравка посмотрела в глаза князю и улыбнулась.
— Да если бы и не захотела, то должна вас принять, раз вы мне надели на палец перстень, а у нас это обозначает венчание… Что же мне, несчастной, делать с вами? Я опозорила бы себя, не дав вам за кольцо моего веночка?… Только… ради Бога, подождите и пока не благодарите меня, — с испугом проговорила Дубравка, видя, что Мешко собирается обнимать ее в присутствии всего двора. — Подождите и слушайте. Говорила ли я вам вчера, что служба у меня тяжелая. Думаете разве, что я поеду туда, где столько других женщин, что седьмой или десятой по очереди я сяду с ними за стол? Я ведь дочь Болеслава и христианка, а у нас обычай велит мужу иметь одну жену и жене одного мужа…
— Никого, кроме вас, милостивейшая княгиня, и слуг ваших, не будет в замке.
— Раньше крещение… после свадьба… — прибавила Дубравка. Мешко нахмурился.
— Возьмите меня язычником, — сказал он, — и обратите в вашу веру. Не отрекаюсь от христианства и даю обет креститься, но раньше должен подготовить свиту и старшин, а затем и народ прибрать в руки, чтобы ни вам, ни мне не поплатиться за это жизнью… Если мне верите, идите со мною…
Князь посмотрел ей в глаза, в которых промелькнула грусть, но, положив свою руку на руку князя, Дубравка ответила:
— Верю вам… и последую за вами…
Услыхав такой ответ, пылкий Мешко обнял ее и поцеловал в лоб.
При виде такой небывалой дерзости все присутствующие рассмеялись и начали аплодировать, а сконфуженная Дубравка, вырвавшаяся из объятий князя, выбежала из комнаты.
Мешко подошел к старому князю и с благоговением поцеловал его в плечо, расцеловался и с братом своей невесты. Всем стало весело, и даже грустный князь Болеслав, забывая прошлое, оживился, и глаза у него загорелись. Тотчас же стало известным во всем замке, что княжну Дубравку обещали Полянскому князю Мешку. Песни, угощения, радостные крики эхом расходились по всему Градчину, а вскоре эта весть дошла и до города.
Посреди веселья никто не обратил внимания и не заметил впечатления, произведенного обручением Мешка с христианкой на его приближенных. Сгруппировавшись, стояли они в углу грустные, растерявшиеся, как бы пристыженные и даже перепуганные. Один Стогнев, самый ловкий между ними, лучше сумел скрыть свои чувства, но кровь старого язычника в нем кипела, и, чтобы немного прийти в себя, он вышел из горницы. За ним незаметно выскользнул и Воислав, княжеский конюший, единомышленник и друг Стогнева. Оба они, незамеченные никем, отправились во двор замка и, ничего не говоря, пожали друг другу руки.