С широко открытыми глазами
Шрифт:
Итан и его пошлый рот. Это было полным безумием, но его непристойные разговоры что-то делали со мной.
Напряженно ожидая его дальнейших действий, я застонала, когда он ворвался в меня резко и глубоко, заполнив до предела и соединив нас так основательно, что у меня в голове промелькнула мысль о том, что он сказал мне в начале ночи. Мы поженимся. Но в замешательство приводило не само предложение, а констатация факта, перед которой меня мог поставить только Итан, как он поступал не единожды с тех самых пор, как мы встретились.
Одной рукой Итан зажал мои запястья, а другой странствовал по моему телу, продолжая
Он вынудил меня открыться шире и так точно задевал своим членом мою особую точку, что мне не потребовалось много времени, чтобы устремиться к оргазму, чувствуя, как мышцы напряглись в ожидании взрыва, который вознес бы меня до небес.
Он ущипнул меня за соски, гораздо более чувствительные, чем обычно, и на мгновение меня ослепила боль. Я закричала, когда меня начало накрывать волной наслаждения. Он успокаивал мою нежную плоть языком, а затем произнес:
— Скажи мое имя! Я должен его услышать.
— Итан, Итан, Итан! — выкрикивала я напротив его губ, после чего он ворвался своим языком в мой рот и поглотил мои слова. Я вздрогнула, и мои внутренние мышцы сомкнулись вокруг его члена, сдавливая и затягивая глубже. Я никогда не была настолько удовлетворена, как в этот момент. Он брал контроль над моим удовольствием и никогда меня не разочаровывал.
Но он не кончил. Я вспомнила, что он мне сказал несколько минут назад.
Итан издал первобытный рык и вышел из меня. Я возражала против потери, но одобрила резкий рывок вниз и горячую головку его пениса заполнившего мой рот, когда он изменил точку проникновения. Я почувствовала свой вкус, смешанный с его, и эротизм этого момента стал по-настоящему взрывоопасным. Крепко схватив его за бедра, я втянула его глубже, пока он не уперся в заднюю стенку моего горла. Всего несколько скольжений моих губ по его члену, и я почувствовала вырвавшуюся из него струю спермы. Звуки, которые он издавал, были плотскими и удивительно уязвимыми для такого доминирующего акта. Когда Итан кончал, я всегда чувствовала себя могущественнее. Я делала это с ним.
Он пристально смотрел на меня, наблюдая за всем процессом, поскольку ему нравилось, что наш зрительный контакт выводил нас далеко за рамки физического акта.
— О, Боже, — прошептал он, выскользнув из моего рта и переместившись ниже, чтобы прижать нас друг к другу поближе. Он снова накрыл меня, на этот раз проскользнув в меня мягче и нежнее, идеально соединив наши тела, пока его эрекция не спала. Я чувствовала, как глухой стук его сердца сливался с моим.
Я держалась за него и позволяла делать все, что он захочет. Долгое время он целовал и прикасался ко мне, испытывая необходимость быть внутри меня дольше обычного, говоря о том, что любит меня, заставляя чувствовать себя желанной. Я многое знала об этом мужчине, знала, чем он живет. Многое… за исключением одной вещи, которую хотела бы знать, но не знала.
Темное прошлое Итана по-прежнему оставалось для меня таким же таинственным, как и прежде.
— Я рада, что ты привез меня сюда. — Я почувствовала, что меня снова начинает клонить в сон, и решила поговорить с ним о кошмарах завтра, понимая, что его это не обрадует,
Он обвил меня руками и погладил по волосам. Я вдохнула в себя его пряный аромат, смешанный с запахом секса и одеколона, и позволила себе расслабиться, зная, что я была в объятиях единственного мужчины, которому удалось меня удержать.
Когда наступило утро, я с особой осторожностью высвободилась из обвившегося вокруг меня тела. Итан вздохнул, уткнувшись носом в подушку, и зарылся в простыни. Он наверняка измотан из-за напряженной выставки, прошедшей вчера вечером в Национальной галерее, и трех часов езды по побережью. Также я не могла сбросить со счетов время, потраченное на секс, как только мы сюда добрались. И плохой сон. И последующий секс. Его взгляд и безмолвное доминирование были повторением ночного кошмара, приснившегося ему в прошлый раз. Я знала только то, что мне было известно. Итог разговора не был таким напряженным, как раньше, но я чувствовала, что Итан изо всех сил старался контролировать свой ответ, чтобы не разоткровенничаться как в прошлый раз. Мой бедный малыш. Я никогда не признаюсь ему, но мне тяжело видеть его мучения; тем более, когда я ничего не могу с этим поделать, потому что он отказывается поделиться этим со мной. Мужчины умели раздражать.
Забравшись в душ и намылившись, я раздраженно терла свою кожу и торопилась побыстрее закончить, решив одеться и выйти из комнаты, не потревожив столь необходимый Итану сон.
Я засунула свой телефон в карман джинсов и на цыпочках вышла из комнаты, тихо закрыв за собой дверь. Я просто стояла и смотрела на коридор того крыла здания, где в одном из закоулков поместья располагалась наша комната. Это место было чем-то особенным, напоминало Пемберли мистера Дарси с примесью Торнфилд Холла мистера Рочестера. Я с нетерпением ждала официальной экскурсии, все еще впечатленная тем, что сестра Итана и ее муж владели этим местом.
Я спускалась по лестнице и преодолела уже половину пути, но резко остановилась на лестничном пролете. На стене висела самая изумительная картина колоссального размера и, безусловно, я прекрасно знала художника. Портрет, созданный никем иным как сэром Тристаном Маллертоном, висит на стене в частном доме. Вау. Я в шоке от того, что связывает меня с этой семьей.
Я вытащила телефон и набрала Габи.
— Ты не поверишь, на что я сейчас смотрю, — произнесла я после неразборчивого «приветствия», которое могло исходить только от моей соседки по комнате, но прозвучало без присущей ей самоуверенности в голосе.
— О? Что бы это могло быть, а?
— Извини, Габ, но я не могла удержаться. Ты бы слюной изошла, если бы увидела это… ох… меньше чем в футе от меня вырисовываются смутные очертания картины Маллертона середины века. Я бы могла прикоснуться к ней, если бы захотела.
— Лучше не стоит, Бри. Рассказывай, — потребовала она, став чуть более похожей сама на себя.
— Ну, скорее всего, портрет примерно семь на четыре фута, и чертовски роскошный. Семейный портрет белокурой женщины, ее мужа и их детей, мальчика и девочки. На ней розовое платье и жемчуг, который смотрится так, словно относится к коллекции королевских драгоценностей Тауэра. Он, похоже, без ума от своей жены. Боже, это прекрасно.