С собой и без себя. Практика экзистенциально-аналитической психотерапии

Уважаемые читатели!

Предлагаем вашему вниманию уникальный сборник терапевтических историй, изданный в серии «Теория и практика экзистенциального анализа». До этого в этой серии выходили лишь книги, написанные австрийским психотерапевтом Альфридом Лэнгле, в которых акцент делался на теоретических аспектах логотерапии. Новая книга представляет собой сборник статей австрийских, немецких и российских психотерапевтов, в которых описана практика – конкретная работа с клиентами, основанная на принципах экзистенциального анализа. Редакторы-составители сборника – Сильвия Лэнгле и Светлана Кривцова.

По нашему мнению, ознакомление с этой книгой позволит совместить теоретические положения с теми методами и приемами, которые применяются для решения реальных проблем клиентов, и таким образом составить наиболее полное представление об этом направлении психотерапии.

Сборник

предназначен как для специалистов – действия терапевтов интерпретируются с позиции основных положений экзистенциального анализа, – так и для широкого круга читателей, которым интересны человеческие судьбы и переживания. Собственно, принципы, на которых строится работа, вполне понятны любому человеку. Чтобы быть истинно самим собой, реализовать то, что заложено именно в тебе, прожить жизнь осмысленно, необходимо иметь твердую опору и пространство для жизни – то, что дает ощущение «я могу быть в этом мире». Если это ощущение есть, то можно работать над следующим вопросом: «Я живу. Но нравится ли мне жить?». Что радует человека, к чему и к кому он привязан? Дает ли он себе время на то, что ему нравится? После того как будут найдены ответы на эти вопросы, можно перейти на следующий уровень работы: человеку необходимо чувствовать, что он имеет право быть самим собой, таким, какой он есть. И наконец, чтобы жизнь была действительно полнокровной, человеку нужен смысл, который можно найти, открываясь тому, что предлагает нам каждая жизненная ситуация, давая свои ответы на обращенные к нам повседневные запросы.

По словам А. Лэнгле, психотерапия не может дать спасения души, она может только побудить к исцелению.

Каждая из представленных в сборнике историй, описывая путь пробуждения внутренних сил человека, может оказывать исцеляющее действие и на читателя.

Жанр терапевтических историй сегодня становится популярным. Начиная с «Лечения от любви» И. Ялома, он вошел в тематику современной литературы, скорее художественной, чем специальной научной. Предлагаемая вашему вниманию книга представляет собой сборник статей экзистенциальных аналитиков школы австрийского психотерапевта профессора Альфрида Лэнгле. По замыслу это прежде всего учебное психотерапевтическое издание «для своих». Статьи имеют одну и ту же структуру, которая выдержана в логике представления терапевтического «случая» на интервизию или супервизию, и включают в себя фрагменты теории экзистенциального анализа, имеющие отношение к работе с пациентом. Но при всей своей «специальности» перед нами все-таки увлекающее чтение.

В чем секрет литературного успеха терапевтических историй?

Похоже, этим вопросом задавались и немецкий философ Мартин Хайдеггер, и французский писатель Марсель Пруст, и отечественный философ Мераб Мамардашвили, и австрийский психотерапевт А. Лэнгле. Каждый из них так или иначе имел дело с феноменологическим методом, а М. Шелер говорил о феноменологической установке – особом свойстве человеческой личности, бесстрашно и открыто вглядывающейся в мир и старающейся понять его.

В философии начала XX века феноменологический метод появляется закономерно, как бы подготовленный развитием философии и искусства. Импрессионисты в живописи, Роден в скульптуре, Рильке, Джойс и Пруст – в литературе открыли новый, не исследованный ранее пласт человеческого опыта познания сущностных оснований в мире. Философия лишь пытается «оцифровать» этот способ улавливать целостное, контекстное и меняющееся, способ, во многом противоположный естественнонаучному расчленяющему познанию. Его главное и принципиальное отличие от «объективного» исследования состояло в том, что в процесс познания теперь были включены субъективные переживания. Постижение глубинной сущности (wesen) явлений осуществляется на основании доверия собственным впечатлениям, собственной затронутости. Препарировать эту затронутость, душевное волнение, этот толчок и резонанс и сегодня продолжают и художественная литература, и гуманитарные науки.

Ученик основателя метода Э. Гуссерля – Макс Шелер пишет о феноменологии: «Феноменология – не имя для новой науки, не слово, заменяющее слово “философия”, но имя, обозначающее установку духовного видения, при котором человек получает возможность видеть и переживать нечто, что без такой установки остается скрытым: именно царство “фактов” особого рода». И далее Шелер продолжает заинтриговывать читателя: что же это за царство такое? «Существует опыт, предметы которого остаются для “рассудка” совершенно недоступными; для которых он так же слеп, как ухо и слух – для красок. Но такой род опыта делает

доступными нам подлинные объективные предметы…» [1] .

Лики феноменологии сегодня многообразны, так же как бесконечны непримиримые споры между феноменологами. Но всех их объединяет неподдельное стремление за наносным и несущественным разглядеть нечто по-настоящему важное и не поддающееся рассудочному познанию.

Писатель Экзюпери, говоря о видящем сердце («по-настоящему зорко одно лишь сердце»), скорее всего имел в виду этический и эстетический аспекты; экзистенциальные философы, прежде всего Хайдеггер, расширили эти контексты, включив в них все, имеющее отношение к решению человеком жизненных задач, как они понимаются в свете конечности его бытия в этом мире. Жизненно важное имеет такую особенность, что оно трогает, ему открывается сердце, а поводом может быть что угодно: «У Пруста в его романе целый ряд жизненных переживаний, скажем, по поводу розы, красивой женщины, пирожного “Мадлен”, простые жизненные обыденные впечатления уравнены с актом чтения», – отмечает М.К. Мамардашвили в своем небольшом докладе «Критика как акт чтения» [2] . Анализ собственного впечатления – тот же «текст». Он повествует и о мире, и о себе самом. А поводом может быть все, что угодно, если оно тебя тронуло. Пруст доводит это положение до предела, утверждая: «Из рекламы мыла можно извлечь не меньше, чем из “Мыслей” Паскаля».

Итак, в начале ХХ века благодаря работам Э. Гуссерля и В. Дильтея, М. Шелера и М. Хайдеггера, в культуре появляется способ узрения сущности, возможного лишь через личную затронутость, – феноменологический метод.

Хорошая художественная литература использовала этот самый метод – описание впечатлений и переживаний одной личности – героя, с помощью которых, оказывается, только и можно по-настоящему понять то, что затрагивает людей и меня, читателя, в том числе. Так установка феноменологического видения порождает литературный текст. И более того, что бы мы ни описывали феноменологически, мы невольно переходим на особый язык. Поэтический язык, говорил Хайдеггер, – единственный способ адекватного выражения феноменологической установки, где бы она ни применялась: в литературе, в медицине, в воспитании или в психотерапии.

Экзистенциальная традиция в психотерапии неразрывно связана с феноменологическим методом, поскольку он законно считается единственным методом, которым можно работать с неповторимостью человеческой личности. Духовное, человеческое, Person [3] не могут и не должны быть объяснены рационально, лишь поняты. Через понимание возможна наилучшая, наиболее адекватная помощь. Достигается же понимание не знаниями, а через собственную персональную открытость психотерапевта. В этой открытости его эмоциональность и его сущностное открыто тоже. Это рискованно и требует от терапевта мужества. Поэтому феноменологическую установку невозможно имитировать, сыграть, как бы принять на себя роль феноменолога. Поэтому профессиональный рост в гуманистических и экзистенциальных подходах всегда связан со становлением личностным.

В литературе или в психотерапевтических отчетах, когда мы читаем описания процесса понимания одного человека другим через личную затронутость, – это затрагивает и нас, читателей. Не важно, идет ли речь о герое художественного произведения или о реальном человеке, пришедшем на психотерапию, мы сами оказываемся взволнованными, и это роднит терапевтические истории экзистенциального и гуманистического направления с хорошей литературой.