S-T-I-K-S Художник в улье
Шрифт:
– Я с вами.
***
Из-за двери снова донёсся чей-то кашель.
– Ну кто там всё помирает, но никак не может сдохнуть?! Да сдохни, ты, уже! Сдохни!
– Спасибо, товарищ капитан! Спасибо! – в проём заглянуло лицо младшего сержанта.
– Пожалуйста, ля! Прикрой дверь, а то все, кому мимо надо пройти, свои «хлебальники» в нашу сторону поворачивают! – Это уже обращение ко мне.
Я рисовал новогоднюю стенгазету. Сначала своей, сапёрной роте, затем, понтонной, потом инженерной.
Возникает
Я бы ответил так: а солдаты что, не люди, им не нужны новогодние поздравления?
Вторая причина: если дядя с большими, как молодые яблочки, звёздами на погонах, зайдёт в наш батальон, и всё будет красиво, то всем будет от этого хорошо.
– Сегодня эти двое, что из предпоследнего КМБ, побежали жаловаться к психологу – мол, обижают их! Прошла информация, что у Сидорова, была попытка суицида!
– Охренеть. Гасится, сто процентов гасится! Не по мужски.
– Да, достали уже все, каждый день, кто-то, что-то выкидывает! Почему нельзя просто прийти и отслужить?! Так, а этот куда делся? Только что передо мной сидел!
У меня был встречный вопрос: а почему нельзя просто взять, и создать условия, чтобы я просто пришёл и отслужил?
Но озвучивать, я его вслух не стал. Вместо этого, пошёл проворачивать к психологу, всю ту бодягу, которую провернул Диман.
Нет, с тем, что у него уже была попытка суицида, он перегнул, надо его предупредить потом, чтобы шёл в отказку. Наживёт себе неприятности.
В корпусе наткнулся на офицера, отвечающего за работу с личным составом.
– Так, чё за херню вы втроём затеяли с тестами на пригодность к караульной службе? Загаситься решили? А?
– Хотим или перевестись в другое подразделение, или да, вообще комиссоваться! – не стал отрицать я. – позвольте пройти к психологу.
– Можно поинтересоваться причиной?
– Расстройство адаптации к коллективу! Эти уроды такое вытворяют, ночью!
– За базар отвечаешь?
– Да.
– Пойдём.
– Куда?
– Напишешь про это в рапорте, нечего покрывать уродов! Сделай добро себе и всем, кто с тобой служит! Я здесь для того и существую, чтобы, с твоей помощью, очистить армию от чудовищ!
– Но мне надо…
– Не надо, они вдвоём, уже сидят у меня.
Зашёл в кабинет. Там, действительно сидели мои товарищи, и писали рапорты. Перекинулся с ними взглядами.
Вспомнил их лица, когда им били под рёбра, и ещё, заставляя нас отжиматься, они унизительно ставили ногу сверху. Дедушки, мать их.
Свою херню, проворачивали, один или двое-трое, остальные, либо дрыхли под это, либо смотрели и крышевали их.
Уникальная ситуация, когда оставили на месте тех, кого должны были перевести в другое место, таких набралось много. К ним влили человек десять-пятнадцать новеньких, включая меня, из
Ещё больше я знал, из услышанного от двух друзей, ведь я тут всего третий день, а они уже две недели.
Димана «посвящали» в сапёры электрической катушкой, предназначенной для подрывов зарядов. Заставляли браться за два провода и держаться за них.
Кого-то, накосячившего, и не полюбившегося дедушкам, они взяли, втроём, положили на кровать, один упёрся коленом в позвоночник, два других тянули в стороны. Эдакие инквизиторы! А Ивана и Диму заставили смотреть, приговаривая: «Смотрите, вы ещё не на самом дне социальной лестницы!»
Основания не верить - не было, я и сам слышал в строю, как это чудовище обсуждало свои подвиги, с другим таким же чудовищем.
Их затравленные лица, сами по себе, способны сейчас сообщить о многом.
Я не спорю, плохие здесь не все, были и такие, которые заступались, ну да их мы упоминать в рапорте и не будем. Стоит ли его вообще писать?
О да, стоит! Здесь, крушатся об головы стулья, ломаются носы и пальцы. Один держал парня, другой, говоря: «Дай мне его! Дай мне его!» подлетел, и со всей дури, ударил по носу.
Парень, по прозвищу Акробат, рассказывая мне об этом случае, круглил глаза: «Я спал, но проснулся. От щелчка. Там такой щелчок был!»
Они просто подошли и поломали два пальца дневальному.
Краткий перечень того, что они вытворяли в нетрезвом виде (накатывали, для смелости), за последние два месяца. Плюс один, едва не повторил историю с грузовичком, дрифтил на нём, тоже пьяный, и едва не угробил человек тридцать, за это, ему бил морду капитан.
Если они проведут два оздоровительных месяца на «Губе», я хочу им в этом посодействовать.
***
– Встать!
Мы встали из упора лёжа.
– Кто писал рапорт? Ты? Ты? Ты?
– Да они все писали! – усмехнулось чучело, у него за спиной.
– Принять упор лёжа! Раз – два! Раз – дваа! Полтора!.. Встать! Отказывайтесь там, от того, что вы написали, или… До понедельника ведь можно и не проснуться! Всех били, но все терпели, и крыс у нас здесь ещё никогда не было! Надо было мне рассказать!
– Говорил нам это не кто-то, а человек с сержантскими погонами.
Вот кто же знал, что канцелярия у нас – проходной двор, а наши рапорты, о неуставных взаимоотношениях, лежат прямо на столе.
– Чтоб, когда я пришёл, здесь было полное ПХД! Не хотим жить по-человечески, будем жить по уставу!
Он ушёл, вернувшись через секунду:
– И это, вы не думайте, что просто переведётесь отсюда, и ваша жизнь, внезапно, наладится! У меня ведь есть знакомые и в других подразделениях. Отказывайтесь, давайте, от всего, что там понаписали!
На меня его слова, подействовали не так сильно, как на Ивана с Димой.