S-T-I-K-S. Дикарь. Дикая охота

Собинин Николай

Лунь протянул руку к реактивному гранатомету.

— Дай-ко мне! У меня к этим сукам свои счеты есть!

Рейдер пожал плечами, после чего передал РПО разведчику.

— Пользоваться-то умеешь?

— Доводилось! — Луню уже приходилось видеть как подобной штукой пользовалась нимфа, да и сам уже пару раз стрелял с подобных ручных гранатометов, так что в себе он был уверен. Он по памяти нажал на стопор и раздвинул оружие, поставив его на боевой взвод.

— Метров на сто подъедем, и жги их. Я, если что, с курсового пулемета прикрою. Над люком только сильно не высовывайся раньше времени, а то вдруг издали пулеметом причешут. «Бардаку»-то ничего не будет, а вот ты пулю хлебалом словить можешь запросто. Ладно, погнали, чего тянуть.

Лунь высунулся в командирскую башенку, прикрываясь вот возможного обстрела откинутой крышкой бронелюка, вытянул наружу трубу

реактивного гранатомета, и приготовился. Спустя мгновение колонна, шурша зубастыми покрышками по гравию, тронулась вперед.

Глава 6

Ева подхватила свои пожитки с оружием и выпрыгнула из кузова «шишиги». Чуть впереди разгорался допотопно выглядевший грузовик, трещали рвущиеся в пламени патроны. В ноздри ей ударил дразнящий запах сочного, прожаренного шашлыка. В первое мгновение она с огромным удовольствием втянула носом этот аппетитный запах, но потом взгляд девушки упал на желтые, обгоревшие трупы на которых тлели лохмотья немецкой формы и гражданская одежда. Осмыслив откуда взялся это манящий аромат жареного мяса, девушка ощутила, как внутренности скрутило тугим узлом, а завтрак нетерпеливо попросился наружу, подкатив к горлу противным комком. Только невероятным усилием воли она загнала приступ тошноты обратно, и вцепилась в бортик грузовика рукой так, что пальца побледнели, а под аккуратными ногтями проглянула зловещая синева. Несколько секунд понадобилось ей, чтобы взять себя в руки. Этот момент рано или поздно должен был наступить, она прекрасно понимала это сама. Об этом ей на каждой тренировке твердил Грек, об этом же предупреждал Лунь. Но одно дело понимать это мозгом, и совсем другое увидеть эти зарумянившиеся, словно на гриле тела, с опаленными волосами, обгоревшими ушами и носами, с лопнувшими и вытекшими от запредельной температуры термобарического взрыва глазами. Еще и этот жуткий, совершенно не вяжущийся с окружающей реальностью запах, что настойчиво лез в нос.

Но воля Европы еще в детстве была закалена довольно жесткими балетными тренировками, поэтому мгновенье слабости прошло незаметно для окружающих — меньше всего девушка хотела сейчас выглядеть бесхребетной в глазах окружавших ее мужчин. Поэтому она стиснула зубы и четким шагом приблизилась к Луню. Разведчик, пользуясь помощью Бисмарка и парня из экипажа Кирзача, как раз откатывал в сторону от разгоравшегося грузовика мотоцикл с коляской, который принадлежал полевым жандармом — парочка их валялась в окружении тел бандеровцев, явно собираясь сохранить трофей в целости и не дать ему пострадать от пожара.

— А четко ты их положил, прямо в самую мякотку! Так кружком и полегли!

Лунь, лишь пожал плечами в ответ на реплику одного из рейдеров. Он, пыхтя, налегал на руль, морщась от жара, что волнами накатывал со стороны «опель блица». Когда мотоцикл очутился на безопасном расстоянии от источника открытого огня, он утер пыль со лба выцветшей пилоткой с жестяной красноармейской звездочкой, покрытой облупившейся краской.

— У меня к этим песьим детям свои счеты есть! Мы когда отступали с Украины под налетами авиации фрицев и артобстрелами, несколько раз попадали под их засады. Они ссыкливые паскуды — постреляют с лесочка и тикать. А у нас раненые и убитые. А потом вышли к деревне, где эти выродки всласть повеселились. Ребятишек, стариков, баб — штыками покололи, да в колодец скинули. Мужиков, кто на фронт не ушел, загнали в амбар, облили бензином да подожгли. Деревня вся выгорела, дотла, одни печи почерневшие стоят, словно могильные кресты. Запах тот мне сниться до самой смерти будет.

Охотник с хрустом сжал кулаки, скомкав головной убор. Про иновременное происхождение разведчика теперь — спустя месяц с лишним, знали многие. В стабе слухи разлетаются быстро, да и сам Лунь не делал из этого особого секрета. Правда, и распространяться о своем прошлом он не любил, поэтому сейчас, в редкий момент откровения большая часть окружавших его рейдеров слушала сибирского охотника с интересом.

Справившись с минутной эмоциональной слабостью, Лунь спихнул ногой с дороги обгоревший труп полицая, усадил за руль драндулета Бисмарка, который, если верить его уверенному виду, умел им управлять, сам же с невозмутимым видом уселся в коляску взяв наизготовку MG-40, привинченный к специальному вертлюгу.

К слову, отсюда уже вполне отчетливо слышны звуки перестрелки и грохот пушек. Теперь проблема направления отпала — азимут движения был установлен четкий и небольшая колонна, пополнившаяся еще одной единицей мототехники, двинулась вперед.

В этот раз застать

весь накал страстей на мерцающем кластере рейдерам не удалось. Когда разведчики вышли к краю огромной вырубки, бой уже закончился. Дымили кое-где подбитые и чадившие маслянистым дымом коробки немецких танков, на развороченных и перепаханных минометным огнем позициях советских солдат тоже что-то горело, среди кочек и возвышенностей лесного поруба лежали неопрятными кучками трупы немецких солдат, что шли на приступ окопов русских. Но резко начавшееся (как обычно и бывает на быстрых кластерах) обращение поставило жирную точку в теперь уже совершенно неактуальной схватке, вынудив солдат с враждующих сторон сражаться уже не друг с другом, а со своими обратившимися сослуживцами. А теперь и эти очаги сопротивления были уничтожены, и лишь вяло ковылявшие по полю боя свежие пустыши в форме солдат Вермахта и РККА были свидетелями случившейся тут буквально только что трагедии.

Лунь осматривал лесосеку в компактный бинокль. Судя по всему, расположение окопов и блиндажей в этой перезагрузке с его реальностью имело мало различий. По крайней мере, он не увидел большой разницы — стрелковые ячейки и укрепления были вырыты там же, где и в прошлый раз.

— Будете заходить на позиции к фрицам со стороны леса — осторожнее, я в прошлый раз там у них мины-противопехотки видел. Понатыкали, на случай если мы попытаемся контратаковать их с фланга.

Рейдерская группа из Флюгера разделилась на две практически равные половины — одна, ведомая Бисмарком двинулась на позиции к немцам. Его знание языка могло сыграть на руку рейдерам в том случае, если на их позициях кто-то сохранил жизнь и разум. Сам же Лунь повел вторую половину к укреплениям советских воинов. Мичман, оставшийся сидеть в «бардаке», координировал действия обеих рейдерских групп. Тем же самым занимался Умник, вновь пустивший на облет свой разведывательный дрон.

Картины, что открылись перед взглядом Луня тяжким грузом легли ему на сердце. Он везде узнавал знакомых — и в окровавленных, обезображенных телах в советских гимнастерках, что в неловких позах лежали на дне окопов, и в бессмысленных физиономиях свежих пустышей, что уже сейчас вяло грызли трупы своих бывших сослуживцев. Каждый раз, когда ему приходилось добивать клювом зараженных, что забрали себе тела его друзей и товарищей, холодные пальцы сжимали ему внутренности, отдаваясь тупой болью во всем теле.

Рейдеры Флюгера, напротив, лишь с интересом посматривали вокруг, занимаясь своими первоочередными задачами — они собирали уцелевшее оружие и боеприпасы, обыскивали гранатные подсумки и вещмешки павших бойцов, осматривали стрелковые ячейки. Одним словом, занимались тем, зачем и заявились сюда, то бишь мародерили иновременные ништяки. Для них окружающая обстановка была лишь любопытной декорацией очередного перезагрузившегося кластера. Но для разведчика она была личным горем. Он словно перенесся на месяц назад. И теперь вновь переживал все ужасы кровопролитных боев, что без всякого счета забирали у него друзей и побратимов, с которыми он прошел огонь, воду и медные трубы первых, самых трудных месяцев Великой Отечественной войны, когда советским воинам приходилось снова и снова обороняться от превосходящих сил врага, отступать и вновь защищаться, щедро поливая собственной и вражьей кровью просторы своей родины.

Но главное испытание для него случилось, когда они достигли левого фланга русских окопов. Здесь они впервые нашли живого человека, еще не совсем утратившего разум. Вот только личность его вызвала у Луня холодный приступ ярости.

Майор Нахрапин не был штатным особистом их батальона. Его группа отвечала за ликвидацию архива областного отдела НКВД в городе Житомир. При отступлении колонна особого отдела попала под авианалет, понесла серьезные потери и лишилась транспорта, в следствие чего была вынуждена отступать пешим порядком. Вскоре они вышли на позиции пехотного батальона Луня и временно к нему присоединились. Майору-нквдшнику не по чину было занимать должность комиссара этого батальона, однако он в силу чиноподчинения подвинул с этой должности младшего лейтенанта, замполита Щеглова. Тот был свойским парнем, и имел отличную репутацию среди бойцов. А вот Нахрапин своим высокомерием и вечными придирками и претензиями, зачастую совершенно надуманными и необоснованными, как к простым солдатам, так и руководящему составу батальона очень быстро заработал себе репутацию человека крайне неприятного. Словом, его фамилия очень соответствовала внутреннему содержанию этого уникума. В среде народного комиссариата внутренних дел люди служили разные и Нахрапин был далеко не самым лучшим его представителем.