S-T-I-K-S. Гром
Шрифт:
– Здорово вы устроились.
– Уж получше чем ты. – ухмыльнулся Миша-Медведь.
– А что я? Я теперь на свободе. – обвёл руками окружающее себя пространство и глубоко вдохнул морозный воздух.
– Ну, конечно. Я тебя до ближайшего поста доведу и сдам властям. – сухо пообещал прапорщик.
– Не боишься, что я сейчас тебе хлопну? – я перезарядил пистолет.
– Шучу. Не знаю, что здесь такое нас накрыло, но сдавать тебя не кому. – махнул он рукой.
– Спасибо. Интересно шутишь. Если что я успею. Не забудь. Шестым будешь. – потряс я Макаровым.
– Остынь.
– Надо машину искать. Есть у вас в посёлке машины?
– Легковых было несколько. Идём к магазину. Вернее даже бежим – и припустился вперёд.
– Пожрать я люблю – и нещадно натирая босые ноги в кирзовых сапогах я помчался за ним. По пути нам встретились несколько зомби. Птиц не было хотя вчера, когда нас вели по мосткам десятки ворон кружились над головой. Одна умудрилась даже насрать на солдатика. По моим подсчётам сейчас должно быть часов восемь утра, а небо говорило об обратном. Над посёлком сгущались сумерки. Значит уже вечер? Отчего же тогда не зажигают свет? Странно всё это. Миша был местный и к магазину вывел, напрямки проскочив пару дворов насквозь. Людей по-прежнему видно не было. Кое-где валялись обглоданные трупы и несколько возбуждённых собак. Свинцовое низкое небо и холодный пронизывающий ветер совершенно перевернули моё мировосприятие. Но не может так быть в августе! Мы же находимся на широте Питера. А по замашкам здесь уже глубокий октябрь.
Вскоре вышли на широкую улицу к магазину. Он представлял собой одноэтажное строение метров в пятьдесят длиной. На нас смотрели десяток разбитых окон движения за ними не было. Рядом стоял грибок остановки автобуса на земле валялась чья-то сумка с вытекающим из неё молоком. Ветер гонял по земле обрывки газет и каких-то тряпок. В конце улицы маячили несколько теней, но до них было метров сто. Стрелять мы не стали дабы не привлекать внимания. Если они доберутся до нас, то… В самом магазине был разгром. Мятые консервы валялись на полу. Всё что было в стекле разбилось и теперь хлюпало под ногами. Хлеб и сахар не тронули, а также крупу. Всё это стояло на своих местах. А также водка и вино. Но меня сейчас больше интересовала банка тушёнки. А лучше две и краюха чёрного хлеба. Пить при сотрясении не следовало, но грамм сто за досрочное освобождение в итоге я себе разрешил.
– Пожрал? – Медведь жевал тульский пряник – Надо с собой взять. Мало ли что. Неизвестно как далеко нам идти.
– Может это бактериологическое оружие? – предположил я. – В одном фильме видел, как скинули бомбу и люди стали также превращаться.
– Брехня – махнул рукой прапор. – Ничего не взрывалось. Я уснул в три ночи. После того как весь ваш этап распихали. Гроза да была. Сверкало так под утро, что мама дорогая. Думал северное сияние началось. Хотя у нас то его не видать это надо севернее ехать смотреть. Август к тому же. Пахло сильно какой-то дрянью химией кислой.
– Вот! Я же говорю химия.
– Тогда почему мы с тобой живые? Ты же москвич. Учёный наверняка. Расскажи.
– Слушай мне как лампочку такие же москвичи, как и ты стряхнули я всё забыл. Сотрясение у меня понимаешь?
– Вот я и говорю. Ни хрена вы не знаете только вид, делаете что крутые.
– Причём здесь это вообще. Сам посуди. Гроза в августе. Это нормально для вас?
– Неа. – Медведь взял с прилавка второй пряник. Судя по его животу, он сожрёт в конце и сам прилавок.
– Сияние опять же. Запах. Химия. Зомби. Всё одно у одному. Химическое оружие точняк. – заключил я.
– Голова ещё болит и страшно хочется пить.
– Вот-вот – сказал я, вставая с прилавка как в подсобке что-то громыхнуло. Мы с Медведем обеспокоено переглянулись. Он, выставив автомат вперёд медленными шагами стал продвигаться к центру. Туда, где за прилавком бы вход в подсобку. Сам дверной проём был занавешен свисающими пластиковыми полосами зелёного света. Они колыхались от ветра, гуляющего по магазину из-за выбитых стёкол. Одно из них как раз скрипнуло под сапогом Медведя. Он передёрнул затвор поставив предохранитель на одиночную стрельбу сделал два шага и повернул ствол к проёму.
– Выходи! Кто там? Или открываю огонь. Считаю до трёх. Три! – гаркнул Медведь.
– Нет! Нет! Иду – раздался женский голос. Из подсобки пригибаясь выскочила девушка.
– Наташка ты что ли? – Медведь опустил автомат.
– Я. Ты чего же чуть не застрелил меня? – Осуждающе сказала молоденькая девушка почти девчонка.
– Сама видишь кто у нас по посёлку шарится. Мать где?
– Съели – тихо ответила Наташка.
– Как съели? – Прапор удивился и поставил автомат на предохранитель.
– Без соли. Как ещё. Она и сама обратилась ещё дома. Под утро. Я вышла умываться. В магазин должны были с утра товар завезти. Меня мать с вечера предупредила что я принимать буду. Нездоровилось ей. Вышла я значит, а она посреди комнаты вся в крови и на полу отец лежит. Тоже в луже крови. Меня попробовала схватить, но я вырвалась и заперлась в комнате. Потом слышу в дом ещё трое или четверо зашли.
– Как же ты услышала? – не удержался я – Они же не говорят.
– Я в замочную скважину видела. Кто это Медведь? Зэк же? У вас побег?
– У нас разбег. Нет больше тюрьмы. Только он да я остались. Вот веду его на расстрел.
– Да – кивнул я с серьёзным лицом. – Сначала он меня, а потом я его – и показал Макарова.
– Ты радуйся вообще Громов. В твоём деле галочка одна интересная стояла. Знаешь, что это такое?
– Нет. – мне не понравилось его выражение лица. В принципе я отсюда мог засадить ему в глаз из пистолета. От бедра. Как ковбой.
– Это значит, что тебя надо было «опустить». Заказ на тебя поступил.
– Ух ты. Это мой тайный обожатель прислал маляву?
– Можно и так сказать.
– А «отлюбить» меня должен был ты? Фу… прапорщик – я демонстративно вытер руку об полосатые штаны.
– Сбрендил что ли мне таким заниматься. Для этого целая камера у нас есть.
– Значит я тебя не возбуждаю – с притворным сожалением переспросил его я.
– Вообще никак. Мне женщины нравятся.
– В этом мы с тобой схожи. – я посмотрел совершенно без задней мысли на Наташку, но та сразу подобралась.