S-T-I-K-S. Окаянный
Шрифт:
Впервые я увидел внешников в естественной среде обитания, то бишь - без намордников.
Ближе ко мне елозил в мягком кресле откормленный боров, утиравший мокрый лоб шёлковым платком. Он явно находился не в своей кастрюле, а вот его собеседник - сухопарый брюнет с седыми висками, обладатель внушительного носа и внимательных серых глаз - вёл себя куда уверенней. Мы застигли их посреди оживлённого спора на инглише, который они живо свернули, стоило мне только переступить порог. Я так толком ничего и не успел разобрать, кроме любопытного словосочетания «...наши азиатские партнёры», но обдумывать услышанное уже
В отличие от их половины, мой стол вместо компьютера имел стальную скобу для наручников, к которой меня и пристегнули, зачем - непонятно. Позади на всякий случай застыл довольный Крест, вызвавшийся отвести меня лично. Судя по его малопонятным репликам на фени, следующим пунктом назначения должен стать разделочный стол.
Но это уже после того, как я, трясясь за свою шкуру, выдам всех своих сообщников. А как же иначе?
Внешники выдержали короткую паузу, после чего брюнет спросил меня, с режущим слух акцентом:
– Как тебя зовут?
Голос у него оказался скрипучий, будто старый советский диван.
– Полоз, - ответил я спокойно, и, подумав, добавил - Паллас калубер. (1)
(1 - «Pallas coluber» - одно из английских названий Узорчатого полоза - это наиболее широко распространенный вид из всех представителей рода Лазающих полозов.)
Оба озадаченно нахмурились, переваривая услышанное. Ну, простите - как смог.
Затянувшееся молчание нарушил толстяк, вполголоса обратившись к брюнету:
– Stella`s sure, he`s a newbie... (2)
(2 - Стелла считает, что это новичок...)
Но тот лишь раздражённо мотнул головой:
– Your Ms. Lewinsky`s long time due for a proper holiday, let her go home for a month or two... She`ll visit her family, surf a bit or what else they do over there... (3)
(3 - Вашей госпоже Левински давно пора отдохнуть, отпустите её на месяц-другой домой... Пусть семью навестит, на сёрфере покатается, или что там у них...)
Боров судорожно закивал, а носатый незнакомец, проскрипел уже мне, видимо, забыв переключиться:
– Hey you, are you the one called Preacher?! (4)
(4- Ответь, это ты Священник?!)
Как-то странно допрос протекает - я думал, что речь о моём побеге пойдёт, а пока про него ни слова не спросили. Что ещё за священник?! Может, у них внутренний устав запрещает священнослужителей на органы разбирать, вот и перестраховываются?
– Отвечай!
Крест решил ускорить мой мыслительный процесс, и от души заехал в печень.
– Я не причер... суки...
– просипел я, скорчившись от боли.
– Никто ваши грехи не отпустит...
Надзиратель замахнулся было вновь, но толстяк резким окриком остановил его, и, как ни странно, мур его беспрекословно послушался.
– Значит, ты не он, - почему-то в скрипучем голосе внешника мне послышалось злорадство.
– Ты уверен?
– Я в церкви в последний раз года три назад был вообще-то.
– Значит, это не ты?
Носатый брюнет развернул ко мне экран, на котором была изображена чья-то цветная фотография. Хотя, почему чья-то - моя собственная. Вот только...
На ней был не я. Мне на осознание этого факта понадобилось целых две секунды - затылок начало не к месту свербить, возвещая о том, что ответка от несанкционированных проникновений в чужое измерение вот-вот прилетит. А ведь только что-то
Человек на снимке походил на меня как две капли воды, но это если сильно не присматриваться. А так отличий вполне себе хватало - причёска не та, да и чёрных рубашек у меня в гардеробе отродясь не водилось. Лицо холёное - ни следа болезни, а вот на щеках двухнедельная щетина. Что за бред?! Я и в гроб с собой бритвенный станок захвачу, а этому типу растительность на лице явно не мешает. Вон, какая ухоженная, так ровно у меня она сама по себе не растёт - тут электробритвой поработали.
Фоном служила обычная кирпичная стена, ничего такого, за что мог бы зацепился взгляд. Смотрел двойник не в фокус, губы чуть приоткрыты. Видно, собирался вот-вот что-то сказать, из чего я сделал простой вывод - на фото он не позировал, возможно, съёмка была скрытой.
– Ну что, будешь всё отрицать?
– проскрипел внешник.
Вот чёрт, расспросить бы его, кто изображён на снимке, да уже поздно. Затылок саднило вовсю, больше медлить нельзя.
– Аз есмь царь, а не Бунша какой, - голосом Ивана Васильевича из одноимённой комедии ответил я.
И сомкнул веки.
Мир вокруг, подчиняясь моей воле, превратился в прозрачное стекло, подсвеченное алым пожаром, бушующим вокруг. Глаз было столько, что они сливались друг с другом в одно сплошное свечение - и все они жаждали отыскать наглеца, посмевшего заглянуть куда не следовало. Назойливые внешники, как и надзиратель, исчезли, превратившись в бесплотные сгустки темноты, хорошо различимые при такой яркой иллюминации. Что уж говорить - я и сам стал тенью, на которую по недоразумению нацепили какие-то жалкие браслеты. Можно ли ими удержать воздух? Вряд ли.
Я осторожно повёл руками. Движения здесь нужно вымерять до миллиметра - мало того, что двигаешься, будто в застывшем холодце, так и сил самый простой жест отбирает столько, будто час в спортзале провёл.
С наручниками оказалось проще всего - достаточно было подтянуть руку к себе, как металлическое кольцо, потеряв опору, упало на стол. За ним последовал медицинский браслет-напульсник, который я просто стряхнул на пол. Не зря же на мотках капилляра столько тренировался.
Ну вот, полдела сделано, дальше - труднее. Я встал из-за стола и, превозмогая боль, рвущую мышцы на куски, сделал шаг назад. А вот и Крест, точнее - то, что от него в этом мире осталось. Стеклянная дубинка-шокер, прозрачный пистолет, кое-какая мелочь в карманах, и, в общем-то, всё. Странно, что сама одежда была не видна. Может, дело в разнице температур?
Понимая, что ещё секунда, и меня выплюнет отсюда без всякой помощи, я потянул шокер к себе. Это тоже требовало усилия - без предельной концентрации бесплотная ладонь просто пройдёт через прорезиненную рукоять насквозь. А мне сейчас дубинка ой как пригодится.
Подчиняясь моей воле, она нехотя выскользнула из крепления. Есть, успел!
Я тихо материализовался за спиной у ничего не понимающего надзирателя, выпученными глазами уставившегося на пустой стул, где оседала больничная пижама, не пожелавшая двигаться со мной в стеклянной изнанке этого мира. Не веря тому, что он видит, Крест осторожно повёл рукой над тем местом, где я только что сидел, и естественно, его ладонь не встретила никакого сопротивления.