S-T-I-K-S. Окаянный
Шрифт:
Глаза понемногу вроде бы стали приближаться. Не знаю, в темноте, подсвеченной лишь алым, трудно было судить о расстояниях, но они явно стали больше. Пронзительно заныло в затылке, как тогда, в деревне, когда за мной по пятам шла перерожденная тварь. Неужели...
Но тут меня, наконец, выплюнуло на свет божий, как косточку от вишенки - далеко и без мякоти. Я очнулся весь мокрый от холодного пота, сердце истошно колотилось об рёбра, а на губах стоял отчётливый привкус крови, стекающей из носа. Зато мерзкое ощущение в затылке принялось
– Подъём!
– взревел интерком.
И тут же пронзительно вспыхнул свет, выжигая привыкшую к полутьме сетчатку глаз.
– Да вашу ж мать, ублюдки!
Сыч безуспешно тёр слезившиеся глаза, сев на кровати. Покер продолжал лежать, лишь набросил простыню на голову, а вот Шумахер поднялся и, как ни в чём не бывало, приступил к простенькой гимнастике. Я тоже сел, наклонившись вперёд, и попытался остановить кровотечение. Жаль, из подручных средств ничего не было, так что я опять умудрился испачкать пижаму. В лучших своих традициях.
– Эй, чего это с тобой?
– подскочил ко мне Шумахер.
Ответить я не успел. Дверь, ведущая наружу, бесшумно распахнулась и в камеру заскочила парочка надзирателей.
– Что за юшка, кто разрешил махач!?
– Никто, он сам!
– испуганно заверещал Покер с кровати, хотя на него подумали бы в последнюю очередь.
– Захлопнись, лежак, - уже спокойней произнёс «сизый», приближаясь к моей кушетке с расчехлённой дубинкой.
– Эй, тринадцать-семьдесят три, кто тебе вшатал?
– Давление подскочило, - совершенно честно признался я.
– У меня так бывает.
Надзиратели переглянулись, и тот, что постарше, пожал плечами:
– Лепилы разберутся. На выход!
За дверью нас поджидала уже знакомая каталка с ремнями-фиксаторами и парочка внешников в защитных костюмах. Я покорно лёг в ложе, поморщившись от прострелившего болью плеча, когда меня пристёгивали, и поехал к лифту. Лишь отметил про себя, что товарищи иностранцы предпочитают без особой нужды в камеру не заходить.
В просторную кабину мы забились впятером, но стоило нам опустится, как надзиратели нас покинули. На нижнем уровне оказалась своя охрана - затянутые в боевые скафандры бойцы, вооружённые ухватистым пистолетом-пулемётом, отдаленно напоминающим бельгийский P-90. Один из них и сопровождал каталку до конечного пункта поездки - нескольких смежных отсеков, забитых медицинским оборудованием под завязку.
Меня попросили раздеться и заполнить для анализов несколько ёмкостей в тесном санузле, после чего последовал внушительный забор крови и самое неприятное - срезание кусочка кожи на руке. Получившуюся рану обработали и поставили капельницу, после которой у меня, наконец, перестало дёргать повреждённое плечо, а по тёлу разлилось приятное тепло. На некоторое время меня оставили в покое и всё та же парочка внешников наблюдала, как быстро восстановится повреждённый кожный покров.
Не спорю, здорово ощущать себя бессмертным Дунканом Маклаудом,
Ну, уж нет! Не получится отсюда сбежать - живым я им точно не дамся.
Последним пунктом обследования шла странная установка, похожая на противоестественную помесь кабины для солярия и МРТ, где пришлось лежать около двадцати минут в костюме Адама. Даже пластиковый напульсник с личным номером на это время сняли.
Получившийся результат сканирования озадачил вивисекторов и они, судя по звукам, задействовали гарнитуру. Мне же не оставалось ничего другого как лежать и ждать появления более компетентных специалистов.
Доктору Стерве я практически не удивился, а вот она напротив - не ожидала встречи и сходу отчитала неразумных коллег, побеспокоивших её по пустякам. Но показания, что они ей успели подсунуть, похоже, удивили и её. Минуты две происходил оживлённый спор, в котором большую часть времени говорила именно женщина, после чего тот из внешников, кто немного владел русским, спросил:
– Тринадцать-семьдесят три, чем ты болеть?
– Злокачественная опухоль в затылочном отделе головного мозга, - припомнил я.
– Как там по-медицински диагноз звучал, не помню.
Толмач перевёл мои слова остальным. Доктор Стерва удовлетворённо хмыкнула и ледяным тоном изрекла:
– Idiots, he hasn`t recovered yet!! (7)
(7 - Идиоты, он просто ещё не восстановился!)
Меня извлекли из саркофага и выдали свежий комплект больничной одежды, не забыв защёлкнуть браслет на запястье. Раздражённая женщина покинула отсек, выговорив напоследок двум смущённым аквалангистам всё, что она о них думает.
Обратно каталку сопровождал один-единственный внешник, погружённый в нерадостные мысли. Даже код на панели у него получилось правильно набрать лишь с третьего раза.
В общей зоне за время нашего отсутствия ничего не изменилось. Всё та же парочка «сизых» надзирателей встретила нас по прибытии, сопроводив до самой камеры, где мне вручили пластиковую бутылочку с живцом и оставили в покое.
Плечо давно уже перестало ныть, срезанный участок на руке затянулся новой розовой кожей, так что можно смело заявлять, что отделался я лёгким испугом. На этот раз.
Но спокойно поваляться на кровати, погрузившись в тяжёлые размышления, не дали мои новые сокамерники. Стоило только надзирателям отойти от прозрачной двери, как рядом приземлились Сыч и Шумахер. Оба напряжённые, с хмурыми лицами, как обычно бывает у мужиков перед дракой. И вряд ли они в моё отсутствие успели поссориться между собой.
После тяжёлой мхатовской паузы тишину нарушил Сыч:
– Слышь, Полоз, или как тебя там, мы хоть и не на хате в настоящей зоне паримся, но брехливых здесь тоже не слишком уважают...