С тобой моя тревога
Шрифт:
— Ну, поправляйся, Иван. Мы поехали.
— Ты довези Ларису до дома, ладно?
— Конечно! Ольга, наверное, уже приехала…
— Привет передай. Спасибо тебе за все.
— Чего там!
— Да, еще одно. Зайди на почту, спроси — нет ли мне писем.
— Сделаю.
— А от кого ты ждешь писем, а? — спросила шутливо грозным тоном Лариса.
— От матери. От кого же еще…
Глава семнадцатая
КУДА
Дорофеев вернулся поездом. Вышел из вагона. Сощурился весело, подняв голову к яркому, без единого облачка, небу.
— Благодатища!.. А там морозы лютуют. Пока бегал по Москве — не заметил, как уши обморозил. Как пельмени раздулись, а потом кожа облезала… Азиатская доверчивость. Пришлось экипироваться… Ну, что нового? Как в директорском кресле?
Встречали Сергея Петровича Каюмов и Лидия Федоровна. Шофер принял у Дорофеева чемодан и авоську, до отказа набитую свертками, кулечками и апельсинами, ушел вперед.
— Привыкаю. После вас, Сергей Петрович, и легко, и трудно быть директором, как это ни парадоксально.
Каюмов глядел себе под ноги.
— Не понимаю, — признался Дорофеев.
— Не напрашивайтесь на комплименты, Сергей Петрович. Вы задали заводу высокий ритм. Сейчас и еще долго коллектив будет работать по инерции…
— Не то говорите, дорогой мой, не то, — перебил Дорофеев. — Ни обо мне, ни о себе не думайте, будто все может и все делает один директор. Это не так, Камал, Даже в условиях, когда повышены права и единоначалие руководителя предприятия. Директор — это, прежде всего, организатор…
— Прежде всего, но не только, — заметил Каюмов. — Вы были душой завода.
— Ну-ну-ну… Давайте без мистики, товарищ директор! — замахал свободной рукой Дорофеев. В другой он держал кожаную папку. — Если хотите, будьте душой или мозгом, дирижером или запевалой в заводском хоре, но помните, что это характеризует лишь стиль директорской работы, его отношение к делу.
Дорофеев помог жене сесть на первом сиденье, сам поместился рядом с Каюмовым на заднем, положил папку на колени, похлопал по ней ладонью.
— Приказ о своем и вашем утверждении привез… Ну, так что нового?
— Ох, Сережа! Такой ужас, такой ужас! — заговорила Лидия Федоровна. — Страшно было из дома выходить! Эти, тюремные, устроили поножовщину во Дворце.
— Что? — воскликнул Дорофеев. — Вот сукины дети! Как же это случилось?
Каюмов положил смуглую руку на рукав дорофеевского пальто.
— Лидия Федоровна с чисто женской эмоциональностью преувеличила немного… Не поножовщину, и не во Дворце, а около Дворца, извините, Лидия Федоровна. Один попытался свести счеты с другим. Не понравилось Дурнову, что Одинцов отбился от его компании.
— Живы?
— Жив! Дурнов в больнице умер. Он, когда Грисс и другие выбежали из Дворца, пытался улизнуть. Да угодил башкой в кирпичи… Одинцов в больнице. Поправляется, — сообщил шофер.
— Нехорошо. Все же не выдержал испытания Дурнов… Заедем на минутку домой, высадим Лидию Федоровну, — обратился Дорофеев к шоферу.
Машина остановилась перед коттеджем. Дорофеев вынул из авоськи несколько свертков, оставил в машине.
— Скоро вернусь, Лида.
— Голодный, наверное, Сережа?
— Изжога замучила. От ресторанной пищи, наверное. — Дорофеев взял у шофера тяжелый чемодан, донес его до двери. Лидия Федоровна отперла дверь, он чмокнул ее в щеку. — Вернусь, будем собирать вещи. Рада, поди?.. А чему, спрашивается? Вся история человечества утверждает, что женщина более оседла, чем мужчина, а ты — рада… Ну, да ладно. Хорошо, хоть ты довольна… — Дорофеев спустился с крыльца и крупными шагами направился к машине.
— А чай твой любимый я привез, Камал. — Дорофеев положил сверток на колени Каюмову. — Держи! На Кировской не было, нашел в Столешниковом.
— Спасибо, Сергей Петрович.
— Ну, рассказывайте, Сергей Петрович. — Каюмов положил связку ключей — от сейфа, ящиков стола, от кабинета — перед Дорофеевым, расположившимся в кресле, и сел тоже в кресло напротив него.
Дорофеев придвинул связку к Каюмову.
— Что рассказывать?.. В Москве утвердили. Ездил смотреть строительную площадку. Городок небольшой. На окраине деревянные тротуары сохранились кое-где. Ты видел тротуары из досок?
— Дувалы из досок видел, а тротуары — нет.
— Занозы из них торчат. Босиком, мальчишкой был, ногу себе сбрушил такой занозой…
Дорофеев умолк, задумался.
— О чем я? Да, железнодорожную ветку тянуть надо в первую очередь. И шоссе. Жить придется до лета в городе… А там вроде жилья и не строят. Да и кому строить?! Ремонтный завод сельхозтехники, молочный завод — вся промышленность… Еще комбинат добрых услуг… Зато рабочих рук — не занимать!.. Да, послушай, Камал Каюмович, что скажу. Как директор — директору. Хочу пару человек с собой увезти с завода. Уступишь?
— Вы серьезно, Сергей Петрович?.. Кого вы хотите переманить?
— Ну вот, сразу и ощетинился! Мне ведь новое огромное дело начинать. На голом месте. Посочувствуй.
— Моя воля, так я бы и вас не отпустил, — Каюмов рассмеялся. — Знаю, что трудно вам будет. Так кого?
— Бучму… Заместителем по снабжению.
— Та-а-ак… Второй кто?
— Отдаешь Бучму?
— Допустим. Хотя жалко.
— И Медведовского… Может быть…
— Медведовского! — не поверил Каюмов. — Да он…