С тобой навсегда

Ковалева Татьяна

Само собой разумеется, я не дожидаюсь ответа на свой вопрос, а они, понятное дело, не спешат с ответом. Лишь улыбаются мне кисло, друг с дружкой многозначительно переглядываются опять и чуть ли не пренебрежительно стряхивают пепел на мой след.

«С чего бы это?..»

Я оборачиваюсь как бы невзначай и ловлю на себе ехидные улыбочки.

Скрепя сердце, не отвечаю им их монетой, хотя так и подмывает сказануть им что-нибудь эдакое — из ряда вон! Заставляю себя не думать об этих сплетницах, хочу

сохранить хотя бы остатки хорошего настроения, — ведь мне работать еще целый день. И какое мне дело до того, что они там, у себя в «курилке», про меня опять выдумали!

Я в приемной уже... Через двадцать пять секунд я у Петра Петровича. Он, как обычно, добр ко мне и, кажется, не заметил моего опоздания. Он дает мне задание на день. И вот я выхожу, сажусь за свой стол, работаю.

«Сегодня приедет Петер!..»

Я отвечаю на телефонные звонки, отпечатываю проекты приказов, ношу документы на подпись.

«Мой Петер приедет сегодня!..»

Я бабочкой порхаю по приемной.

Иногда для разнообразия выбегаю на сцену. Там монтируют новый спектакль — «Манон Леско». Среди машинистов есть симпатичные ребята. Я даже дружу с некоторыми из них. Почитаю за удовольствие им иной раз помочь: когда, например, они «вяжут» кулисы к штанкетам, делаю вместе с ними пару завязок.

Ребята платят мне благодарностью:

— Люба! Хочешь посмотреть?

— Что?

— Гляди! Одним ударом забиваю «сотку»...

И парень — простой такой паренек — молодой, дюжий, с открытой обаятельной улыбочкой от уха до уха, одним ударом молотка вгоняет в доску большущий гвоздь.

Я — в восторге!

А он при виде моей реакции пребывает в восторге еще большем:

— Хочешь попробовать?

— Нет, — смеюсь и ретируюсь со сцены.

«Ну, чем не симпатичный паренек! Ах, сегодня приезжает Петер!..»

Ближе к полудню ко мне в приемную приходит Вера. Руки у нее в фиолетовых пятнах — как от черники. Анилиновый краситель трудно отмывается. А глаза у Веры сейчас — по полтиннику. В них и удивление, и укор, и еще что-то такое, что я никак не могу классифицировать. Я этого просто не понимаю. Но я понимаю другое: Вера какую-то новость принесла...

Убедившись, что в приемной, кроме нас с ней, никого нет, Вера усаживается в кресло напротив меня и говорит:

— Я на минутку!

Но я замечаю, что устраивается она основательно: не менее чем на полчаса. Меня несколько настораживает это.

— Любаша! — начинает подруга каким-то тревожным голосом. — Ты что, с ума сошла?

«Вот тебе и на! О чем это она?»

Я чувствую, как лицо мое вытягивается.

— Что ты имеешь в виду?

Вера

с минуту смотрит на меня пристально, потом приступает с другой стороны:

— У тебя глаза-то вообще есть? И со слухом-то у тебя все нормально?

Я начинаю нервничать:

— Вера! Ближе к делу! Что происходит?

— Ты видела Кандидата? — наконец приоткрывает завесу таинственности подруга.

— Когда?

«Я, кажется, бледнею. Опять он! И именно сегодня всплывает — к приезду Петера».

— Ну вообще! Вчера, позавчера...

— С месяц назад видела.

Вера качает головой:

— А между тем он частый гость в театре. И знаешь, с кем дружбу водит?

— С кем? — я уже догадываюсь и от догадки кривлюсь.

— Вот-вот, с ними! С этими сучками из курилки... — Вера крайне редко позволяет себе подобные «сильные» словечки.

— Ну и хорошо, — натянуто улыбаюсь я. — Они достойны друг друга! Весьма однородное общество подобралось.

«Теперь мне понятны их ехидные улыбочки. Они, видно, полагают, что отбили у меня завидного мужчину!»

— Что ж тут хорошего! — восклицает раздраженно Вера. — Ты знаешь, какие слухи они про тебя распускают? Слушать тошно. Уши вянут! А ты не реагируешь...

— Какие слухи? — чуть не подпрыгиваю я на стуле. — Мне не известно ничего!

— Не известно? — подруга изучающе разглядывает меня. — Пожалуй, верно... Если бы было известно, ты бы не выглядела такой — на пятерочку — спокойной, отдохнувшей. Я имею в виду: ночами бы ты не спала...

— Что за слухи, Вера? — перебиваю я.

— Слухи такие... — загибает мизинец Вера. — Ты меня извини, конечно, что я все это говорю. Сама понимаешь, мне и говорить-то не хочется. Но поскольку ты моя подруга... Должна же я как-то помочь.

— Говори, говори! — киваю я. — Мы с тобой как-нибудь разберемся. А вот с ними...

— Так вот, — смелеет Вера, — Кандидат сказал, что ты за ним уже который месяц по всему Питеру бегаешь. И намекнул прозрачно, что, может, даже не за ним, а за его толстым кошельком. И будто бы ты ему проходу не даешь и всюду, как тень, за ним следуешь...

— Так и сказал? — мне кажется, почва уходит у меня из-под ног.

— Да, — кивает Вера. — Мне передали дословно. Еще он говорил, что испытывал разные средства, чтобы отвязаться от тебя: убегал и прятался, хамил, наедался чеснока и лука. А однажды будто бы отсиживался в мужском туалете в каком-то ресторане, зная, что уж в мужской-то туалет ты не войдешь... Нет, ты подумай, каков фрукт! — сама не выдерживает и всплескивает руками Вера. — В конце концов, говорит, сдался и уступил твоим домогательствам прямо в машине, на заднем сиденье. И делал с тобой, что хотел.