С точки зрения реализма

Ленч Леонид Сергеевич

— Очень плохо, если в нашем учреждении нет чуткости. В печати каждый день пишут про чуткость, а у нас ее, оказывается, нет!

— Я не в том смысле, Николай Павлович! По-моему, у нас нету… нарушений и искривлений!..

— Вы уверены в этом?

— За себя лично я отвечаю, Николай Павлович, — поправилась осторожная Фелицата, — я лично чуткая. Но, конечно, в других звеньях… Там могут быть… всякие такие… отклонения…

— Вот видите! А если завтра к нам придут и спросят: «Как у вас обстоит дело с чуткостью?» Что мы с вами будем… лепетать? Необходимо этот вопрос уточнить. Мне нужны соответствующие материалы. Ну-ка, давайте сюда список сотрудников!

— А как быть с приемом, Николай Павлович?

— Много их там?

— Не очень. Но все-таки есть.

— Ничего, пусть обождут! Несите скорей список!

Фелицата скрылась и через пять минут появилась снова со списком сотрудников в руках.

— Так-с! — сказал Н. П. Хромаев. — Ну что же, начнем, пожалуй. Садитесь, берите карандаш и пишите, кого мы с вами будем считать чуткими товарищами. Ну-с, значит, напишите Карасева и Бутина, как моих заместителей… Записали?

— Записала! — откликнулась Фелицата и догадливо прибавила: — Теперь начальников отделов писать, Николай Павлович?

— Правильно! Пишите начальников отделов.

Усердно скрипя пером, секретарша стала вносить в список чутких фамилии начальников отделов.

За дверью раздался какой-то стук и грозный шум голосов.

— Что там такое? — спросил Н. П. Хромаев.

— Посетитель, наверно, волнуется… который все на часы смотрел.

— Какой нетерпеливый! Теперь заведующих секторами пишите… Тут же и себя можете поместить…

— Спасибо! — вспыхнув, сказала Фелицата. — Я, Николай Павлович, Зиночку тоже сюда вставлю.

— Какую Зиночку?

— Помните, она меня как-то заменяла? Бывшая карасевская секретарша, а сейчас она в отделе рам и дверей. Хорошенькая такая. Она недавно замуж вышла, ей будет приятно, что ее отметили.

— Хорошо, вставьте сюда и вашу Зиночку!

— Предместкома я тоже в список чутких внесу, Николай Павлович?

— Обязательно. А то он очень обидчивый. Ну-ка, дайте сюда список. Посмотрим, что получилось.

Н. П. Хромаев взял из рук Фелицаты список чутких товарищей и стал сличать его со списком сотрудников.

— Так! — сказал он недовольно. — Получается, что у нас, так сказать, почти все чуткие. Хотя… вот тут какой-то Барабанов у вас числится. Кто он такой, Барабанов?

— Это наш гардеробщик, Николай Павлович.

— А он чуткий?

Фелицата задумалась.

— Как вам сказать, Николай Павлович. Ко мне поступили сигналы, что он не справляется с калошами. Третьего дня, например, правую калошу Левковича он подал Бутину, а левую Бутина — Карасеву…

— Пишите его в нечуткие! Надо, надо подтянуть Барабанова…

Фелицата с удовольствием внесла гардеробщика Барабанова в список нечутких.

— Еще кто у нас нечуткий? — спросил Н. П. Хромаев.

— Давайте сюда Пальчикова запишем, — вдруг хищно сказала секретарша.

— Какого Пальчикова?

— Счетовода из бухгалтерии. Он, Николай Павлович, ужасный критикан. Такая язва!.. В стенгазету пишет и… вообще… проявляет нечуткость.

— Можете записать Пальчикова, — милостиво согласился Н. П. Хромаев. — Еще кого запишем в нечуткие?

Начальник и секретарша устремили взгляды в потолок и стали думать. Но тут дверь распахнулась и в кабинет вошел человек в ватнике.

— Будет, в конце концов, прием или не будет? — надрывно спросил человек в ватнике. — Два часа с лишним люди ждут за дверью, а вы тут бумагу портите?!

— Прошу вас оставить кабинет! — металлическим голосом сказал Н. П. Хромаев. — Прием переносится на завтра!

— Позвольте, товарищ Хромаев! — завопил человек в ватнике. — У меня же срочное дело!.. Я из-за города приехал! Надо же быть чутким!

— Надо! — твердо сказал Н. П. Хромаев. — Для этого мы и «портим здесь бумагу», как вы изволили выразиться. Потрудитесь оставить мой кабинет!

Человек в ватнике поднял крик, но Фелицата, храбро наступая на него бюстом, быстро вытеснила его за дверь, назад в приемную.

Затем она вернулась в кабинет, чтобы окончательно уточнить с Н. П. Хромаевым вопрос о чуткости и отшлифовать список чутких и нечутких сотрудников. Ведь действительно, могут же прийти и… спросить?

1948

ТЕТЯ НАДЯ

В хорошо обставленной комнате перед большим — во весь рост — зеркалом стоит невысокая полная женщина, с круглым румяным лицом и коротко остриженными седыми волосами, одетая в черное строгое платье, и, приветливо улыбаясь, говорит своему отражению:

— Милые вы наши подписчики! Редакция бесконечно рада видеть вас у себя. Мы хотим, ребята, чтобы вы… чтобы вы… Нет, получается слишком официально!.. Начну сначала.

Полная женщина делает широкий жест, разводя короткие толстые ручки, и повторяет теплым, ласковым голосом:

— Милые вы наши подписчики!..

Полную женщину зовут Надеждой Георгиевной, или тетей Надей. Она член редакционной коллегии детского журнала и в настоящий момент репетирует свою речь на вечере журнального актива, который состоится через полтора часа.

— Милые вы наши подписчики! Редакция бесконечно рада видеть вас у себя… у себя… Давайте, ребята, дружно, все как один, скажем…

— Чучело-мучело! — вдруг раздается за дверью громкий детский голос, и сейчас же тетя Надя слышит смех и топот ног. Кто-то стремглав удирает по длинному коммунальному коридору.