С вождями и без них
Шрифт:
Скажу теперь о том, что составило основной сюжет, можно сказать, драматическую интригу новоогаревских встреч. Это - фундаментальный спор между союзными и автономными республиками. Он затянул на несколько месяцев работу над проектом договора, остался недорешенным и наверняка вспыхнул бы вновь, даже если бы этот документ был подписан 20 августа. Хотя и в другой ситуации, в ином плане, эта проблема остается камнем преткновения для успокоения обстановки и в нынешней России. Скажу больше: по сути дела, речь идет о глобальной проблеме, может быть, о самой головоломной, какую ход развития поставил перед человечеством. Если не будет найдено ее решение - цивилизация бесславно закончит свой путь, погрязнув в бесконечных конфликтах и войнах.
Автономные республики, все без исключения, хотели, говоря юридическим языком, повысить свой статус. А проще - им надоело иметь над собой помимо центрального
Сложилось равновесие сил, какое всегда придает особое значение Центру как арбитру. Михаил Сергеевич должен был сделать трудный выбор: целиком стать на сторону "союзников" значило оттолкнуть от себя "автономистов" и лишиться их поддержки в борьбе против сепаратистских настроений, за сохранение целостности Союзного государства. С другой стороны, стать целиком на сторону "автономистов" значило окончательно поссориться с лидерами союзных республик, поставить точку над созванным с таким трудом новоогаревским совещанием, разрушить хрупкое соглашение с оппозицией. Словом, куда ни кинь, всюду клин.
Говорят, из двух зол приходится выбирать меньшее. В данном случае такое просто не просматривалось. Все мы долго ломали головы, как выйти из тупика. Предлагалась уйма компромиссов: дать полный перечень республик в преамбуле и тем самым как бы поставить их в один ряд; подчеркнуть равный статус всех республик, но при этом опять-таки оговорить, что одни из них входят в состав других. И так далее. Не было недостатка в самых остроумных и хитроумных формулировках. Но все понимали, что это - паллиативы, ничего не решающие на деле. Рано или поздно вопрос встанет в практическую плоскость и тогда заговорит оружие.
Лидеров автономий уговаривали не выдвигать максималистских претензий. Они же, в особенности выступавший чаще всех от их имени Президент Татарстана Минтимер Шаймиев, упорствовали, говоря, что их хотят "заманить в ловушку", заставить подписать Договор, который оставит их в неравном положении, а тем самым будут посеяны зерна многих конфликтов, из которых страна никогда не выберется.
Положение осложнялось тем, что уже в течение нескольких месяцев оппозиционная российская пресса обвиняла президента в намеренном подыгрывании автономистским настроениям, с тем чтобы "разрушить Россию". Большей глупости и подлости придумать невозможно. Это, пожалуй, один из тех случаев, когда цинизм в политической борьбе превосходит все мыслимые пределы. Действительно, ведь именно Ельцин, набирая очки, провозгласил в том же Татарстане, а затем повторял в других местах лозунг: "Берите столько суверенитета, сколько сумеете проглотить". Своей Декларацией независимости, прямым неповиновением союзным властям, провозглашением верховенства республиканских законов над союзными всем этим российское руководство, можно сказать, толкало автономии на выдвижение своих претензий. С другой стороны, Горбачев никогда не давал повода подозревать себя в антироссийских замыслах. У него много недостатков и велик счет допущенных ошибок. Но справедливость требует сказать, что в этих вопросах он был безупречен.
Могу засвидетельствовать, что Михаил Сергеевич неизменно самым решительным образом отклонял советы некоторых доброхотов не то что натравить автономии на Россию, но даже "поиграть" на этой теме, чтобы припугнуть российских лидеров, побудить их корректней держаться по отношению к Союзному центру. Единственное, что позволял себе Горбачев, - так это предостерегать о неизбежном последствии антисоюзной политики Белого дома, говорить российскому президенту и законодателям, что они рубят сук, на котором сидят, и если им удастся разрушить Союз, следующая волна сепаратизма угрожает накрыть уже Россию да и другие союзные республики, в которых есть свои автономии либо национальные меньшинства, претендующие на самоопределение. Он не уставал повторять, что Союз - это обруч, стягивающий не только союзные, но и автономные республики, откинуть его - значит невероятно усложнить сохранение целостности России.
Больше того, когда все эти
Спустя 10 лет целостность России остается под угрозой, теперь уже области требуют равноправия с национальными республиками, а часть последних претендует на повышение своего статуса. Вопрос о том, быть России жизнеспособным федеративным государством или рыхлой конфедерацией, решается сегодня в Чечне не авторитетом конституционных принципов, а силой оружия.
В конце концов страсти кое-как улеглись и путь к подписанию нового Союзного договора казался открытым. Но это впечатление было обманчивым, существовали веские основания для тревоги. По сути дела, тогда на союзном уровне разыгрывался первый раунд противостояния исполнительной и законодательной власти. Надо признать, сделав ставку на новоогаревские встречи, президент допускал пренебрежение правами парламента. Верховный Совет СССР и Верховные Советы республик были фактически отстранены от работы над Союзным договором, которая, конечно же, входила в их прерогативу и ими зачиналась. Мы с Ревенко и Кудрявцевым обращали его внимание на ненормальность такого положения, и Горбачев предлагал коллегам хотя бы регулярно информировать Верховный Совет о ходе работы. Но встречалось это без энтузиазма. Народные депутаты неделями оставались в неведении в отношении того, чем занимались их президенты и председатели. Брожение в депутатской среде усиливалось. Все чаще оно прорывалось в гневных выступлениях и горьких сетованиях с трибуны Верховного Совета. Лукьянов в силу своего служебного, положения аккумулировал эти настроения и несколько раз предупреждал конклав лидеров, что в парламенте назревает бунт. Но те просто отмахивались от предостережений, полагая, очевидно, что если это и бунт, то только на коленях. Действительно, ведь реальная власть, уплыв из рук Политбюро, так и не досталась парламенту, а попала в руки новоогаревской десятки.
От раза к разу напряжение росло. Однажды дело дошло до прямой перепалки, и в перерыве разгоряченный Анатолий Иванович, решив, видимо, выместить свое раздражение на "стрелочнике", обрушился на меня с упреками в нежелании учитывать требования депутатов. Я спокойно возразил, что рабочая группа скрупулезно включает все поступающие замечания и они лежат перед каждым из участников новоогаревских встреч. Тогда Лукьянов, окончательно потеряв контроль над собой, впервые за наше долгое знакомство сказал с угрозой в голосе: "Имей в виду, это тебе даром не пройдет, придется ответить". Я тоже не удержался, послал его куда следует. На том мы расстались, а после перерыва Лукьянов подошел к моему столику проконсультироваться по одной из формулировок, нарочито показывая, что ничего между нами не случилось.
Теперь, когда я описал персонажи "новоогаревской драмы", стоит сказать и об общем впечатлении, которое она оставила. Заседания проходили с довольно большими интервалами во времени, в течение которых в стране происходило много тревожных событий. Продолжали рваться хозяйственные связи. Нарастали социальные волнения. Все более агрессивно вели себя народные фронты. Словесные баталии в парламентах и перепалка газет - все это через телеэкран выплескивалось на возбужденное нервное общество и, конечно, не могло не влиять на настроение участников того, что стало принято именовать "новоогаревским процессом". Хотя Ново-Огарево казалось отгороженным от внешнего мира высокой каменной стеной, защищено колючей проволокой и многочисленной охраной, дискуссия, которая там велась, была лишь отражением нараставшего кризиса. Страна в муках решала для себя вопрос: оставаться и дальше такой, какой она была, либо разделиться, а если разделиться, то как именно.