С вождями и без них
Шрифт:
С тех пор и навсегда я разуверился в справедливости и разумности насажденного в стране порядка, хотя знал о его скрытых пороках малую толику. Для меня, как и для миллионов членов партии, громом с ясного неба прозвучали разоблачения XX съезда. Немало открылось и в самое последнее время, уже после запрета КПСС. Но не случайно числюсь в "шестидесятниках". Уже тогда, в 60-х, пришел к твердому убеждению, что строй наш уродлив, его надо кардинально менять, а партию преобразовать из коммунистической в социал-демократическую, причем не переодеванием, не сменой вывески - глубоким внутренним обновлением. К такому же выводу пришли многие, в нем кредо "шестидесятничества". У нас это важно понять - не было помысла изменять партии, было желание изменить ее.
Четверть
Опыт восточноевропейских стран показал, что сравнительно успешно "конвертируется" часть компартии, которая уже исповедовала социал-демократические взгляды, но должна была об этом помалкивать. Там компартии поглотили социалистов, растворили их в себе, поделившись крохами власти (Циранкевич, Гротеволь). У нас их (меньшевики, эсеры) перестреляли в 1918 году и позднее, за исключением разве тех, кто, как А.Я. Вышинский и В.Р. Менжинский, сами согласились пойти в палачи, чтобы доказать свое полное обращение в коммунистическую веру. Но как ни уберегали вожди партию от "социал-демократической заразы", она все-таки проникла в ее ряды. И с началом перестройки вопрос стоял так: отделиться "еретикам" или постараться переубедить своих ортодоксально мыслящих товарищей и повести всю партию по пути обновления? Нечего говорить, насколько предпочтительней был второй вариант. Горбачев избрал его, долго пытался реализовать и потерпел поражение. Слишком поздно расстался он с надеждой реформировать партию и пришел к выводу, который в свое время без колебаний сделал Ленин: "Сначала надо размежеваться".
Ну, а впервые вопрос о судьбе партии встал в практической плоскости после учреждения поста президента. В ходу тогда был анекдот: приходит кто-то к нему с предложением и слышит в ответ: генсеку нужно посоветоваться с президентом. Шутка, близкая к действительности. Занятие двух руководящих постов с неизбежностью ведет к раздвоению личности. И дело не только в сумасшедшей двойной нагрузке. Тут требуется два не совсем совпадающих типа мышления. Иное дело в прошлом, когда именно генсек правил как самодержец. Ему и не было нужды занимать одновременно другое кресло. А ведь Горбачев выстраивал легитимную систему и относиться к этому легкомысленно не мог. Поэтому двойственность доставляла много хлопот и ему самому, и тем более окружающим.
Не обошла она и помощников Михаила Сергеевича. Месяца через два-три после его избрания главой государства Анатолия Черняева и меня официально "перепрофилировали" - из помощников генсека в помощники президента. На деле ничего не изменилось, приходилось выполнять поручения, касающиеся и партийных, и государственных дел.
Проблема "раздвоения личности" на политической почве не связана с нашей спецификой, в той или иной мере возникает всюду, где партийный лидер избирается главой государства или правительства, на другие посты. Регулируется она по-разному, в некоторых странах полагается на срок пребывания в государственной должности снять партийные полномочия. Но и в этом случае политический деятель обвиняется оппозицией в "партийных пристрастиях". Тут уж ничего не поделаешь.
В случае с Горбачевым дело обстояло куда серьезнее, потому что целью реформы была передача власти от всемогущей, монопольно правившей страной партии выборным представительным органам. Процесс этот был
В силу исключительной важности этого вопроса он обсуждался многократно. Несколько раз речь об этом заходила при подготовке XIX общепартийной конференции КПСС, но тогда сторонники ухода Горбачева с поста генсека и, как принято было говорить "на партъязе", его "сосредоточения" на высшей государственной должности, были в меньшинстве. Предстояла сложнейшая реформа, и не было никаких шансов осуществить ее, вручив жезл лидера КПСС другому лицу. Да и кому? Ни в Политбюро, ни на широком политическом горизонте не видно было человека, который был бы достаточно авторитетен, чтобы рассчитывать на избрание, и в то же время придерживался твердых реформаторских убеждений. Эти свойства ни в ком не соединялись, что, впрочем, наглядно показали выборы руководителя компартии России.
Был еще один, не менее существенный аргумент против спешки с решением этого вопроса. Планируемая передача власти Советам на местах приводила не то что в смущение, а в ужас могущественный корпус руководителей республиканских и областных партийных комитетов, составлявших большинство членов ЦК. Их надо было любым способом привлечь в союзники или хотя бы нейтрализовать. Ради этого и было предложено "рекомендовать" первых секретарей в председатели новых Советов. Сам Горбачев воспринимал это как способ "откупиться" от партийной элиты. Хорошо зная этих людей, он ценил многих из них как управленцев, не видел ничего плохого в том, что самые способные пересядут из партийного кресла в государственное, а слабые отсеются в ходе двойных выборов - сперва в Совет, затем в его председатели.
Об этом шел разговор на нескольких "кустовых" совещаниях с "первыми". Горбачев убеждал их в преимуществе изложенного варианта, не забывая успокоить тех, кто, не без оснований, сомневался, что будет избран: они могут продолжать работать в обкоме. Хотя, откровенно говоря, было не очень понятно, почему коммунисты должны оставлять у руля человека, отвергнутого избирателями? Опасения такого рода читались на лицах присутствующих, но весь фокус был в том, что никто не осмеливался в них признаться. Это ведь означало публично заявить о своей несостоятельности.
Поэтому в своих выступлениях секретари говорили больше о положении в области, на производстве, видах на урожай, настроениях людей, политической борьбе - то есть как было заведено на совещаниях такого рода. Но по угрюмому молчанию некоторых было видно: они сделали для себя вывод, что отныне предоставлены собственной судьбе и не могут больше рассчитывать на "поддержку ЦК". Под этим эвфемизмом подразумевалась пожизненная гарантия принадлежности к элите со всеми вытекающими отсюда преимуществами. Всякий, кого за те или иные качества привечал лидер, становился членом ЦК и, если не совершал уж очень серьезного проступка (в первую очередь - не давал повода усомниться в своей преданности вождю), мог спать спокойно: освободят от секретарства - пошлют послом, сделают министром или дадут какое-нибудь другое хлебное местечко с полным "джентльменским набором", в который входили приличный оклад, закрытая столовая, поликлиника, казенная дача, машина, просторный кабинет с персональным туалетом, аппараты правительственной связи - вертушка и ВЧ.