С. Ю. Витте
Шрифт:
Когда в Одессе введена была казенная продажа питей, Витте, приехавший ознакомиться на месте с только что введенной реформой, выразил пожелание, чтобы при осмотре им казенных лавок и мест для распивочной продажи спиртных напитков ему сопутствовали представители печати. В гавани он расспрашивал портовых рабочих о качествах «казёнки». Сопровождавший его пристав Чебанов стал было подсказывать рабочим приятные творцу реформы ответы, но Сергей Юльевич решительно запротестовал:
– Нам нужна одна правда, а не ложь! – заметил он приставу.
Превратное толкование его проектов и реформ вызывало со стороны бывшего министра самые энергичные возражения, с которыми он выступал лично или при посредстве знакомых журналистов.
Когда творец 17 Октября находился уже не у дел, при нем состояли два лейб-журналиста, выступавшие в печати истолкователями взглядов и деятельности экс-премьера: это были публицист, писавший под псевдонимом Морской, и информатор большой московской
Особенно негодовал С. Ю. Витте, когда критика исходила от его недавних друзей. Я помню, как он волновался при одном моем посещении его, когда зашла речь о Пихно.
– Какой же я хамелеон, как называет меня Пихно! Как министр и верноподданный своего государя, я счел своим долгом в своей записке о земстве высказать, что введение в стране широкого самоуправления повлечет за собою установление конституционного режима. Хотите дать конституцию – дайте земство с самыми широкими правами! – говорил я. – Но правительство не было еще подготовлено к дарованию конституции, а потому опасно было вводить широкое самоуправление. Вот и всё! Не я хамелеонствовал, а Пихно и компания прыгали через мою голову! – воскликнул Сергей Юльевич, вытянувшись во весь свой длинный рост и показав мне, что через его голову мудрено было прыгать такому маленькому человеку, как покойный Пихно…
Превратной критики Витте терпеть не мог, а за поддержку его политики умел выражать свою признательность.
Когда С<ергей> Ю<льеви>ч был министром финансов, О. К. Нотович вел одно время в «Новостях» упорную борьбу с биржевым ажиотажем и с игрецкими страстями средней публики. Прибыв на несколько дней в Петроград из Одессы, я посетил своего прежнего редактора-издателя, который с места в карьер объявил мне:
– Вот вы там в провинции все пишете о школах, библиотеках, о борьбе между книгою и штофом, о телесных наказаниях и т. п. оскомину набивших вещах! А вот «Новости» борются с биржевыми спекуляциями, которыми увлеклись даже швейцары и кухарки, и много тысяч людей спасены нами от разорения. Министр финансов Витте в самой лестной форме выразил мне за это свою признательность, а он знает, что делает…
Мне оставалось тогда только позавидовать редактору «Новостей»: провинциальные журналисты далеки от министров и благодарности от них не получали.
Издатель «Русского дела» Шарапов поднял целый поход против золотой валюты. Прошло некоторое время, и Шарапов, получив «золотую валюту» на усовершенствование изобретенного им плуга, переложил гнев на милость [67] .
Со всем тем, что о нем писали, Витте был всегда досконально знаком, ибо редкий государственный деятель так следил за текущею журналистикою, как он. На его столе в кабинете всегда лежали последние номера газет и свежие выпуски журналов.
67
Газета С. Ф. Шарапова «Русский труд» во второй половине 1890-х гг. постоянно выступала с резкими нападками на золотую реформу С. Ю. Витте, настаивая на сохранении серебряного стандарта рубля и возможности неограниченной эмиссии. Это происходило при закулисной поддержке политических противников С. Ю. Витте – министра внутренних дел И. Л. Горемыкина и великого князя Александра Михайловича. Однако летом 1902 г. публицист и министр неожиданно помирились: С. Ю. Витте организовал посещение Николаем II показательной пахоты шараповским плугом и приобрел за счет казначейства на 50 тыс. руб. акций предприятия, выпускавшего плуги, после чего критика золотой реформы немедленно прекратилась.
Зашла однажды речь при Витте об одном министре, и он дал о нем весьма нелестный отзыв.
– Почему вы его так не жалуете? – спросили его.
– Помилуйте, что это за государственный деятель, который ничего не читает, не следит за текущею печатью! – ответил Витте.
С. Ю. Витте любил печать, принимал в ней участие и относился благожелательно к ее деятелям. Он оставил после себя и литературное наследие, в виде статей, разбросанных в разных периодических изданиях, брошюр «По поводу национализма», о земстве, книги о «Принципах железнодорожных тарифов», в составлении которой принимал близкое участие одесский критик С. И. Сычевский, претендовавший даже на авторство [68] .
68
В 1884 г. С. Ю. Витте выпустил книгу «Принципы железнодорожных тарифов по перевозке грузов», уже современники подозревали, что будущий сановник поставил свое имя на чужой работе, но в качестве потенциального автора чаще называли Б. Ф. Малешевского, талантливого математика, долгие годы служившего у С. Ю. Витте.
И можно смело сказать, что, не посвяти себя Витте государственной деятельности, в которой
М. Э. Клейнмихель
Из потонувшего мира
Три года до войны была я в Биаррице. Я часто встречалась там с супругами Витте. Однажды, когда я обедала у них на их прекрасной вилле на Рю-де-Франс (кроме меня присутствовала еще дочь Витте и ее муж, Нарышкин, со своей матерью), заговорили об одном слухе, распространяемом в городе, и один из присутствующих заметил: «Легковерию публики, поистине, нет границ». – «Совершенно верно, – возразила я. – Знаете, Сергей Юльевич, ведь в свое время утверждали в Петербурге, что вы являлись изобретателем этой невероятной, бессмысленной „Священной лиги“ [69] , и находились достаточно глупые люди, поверившие этому». Как велико было мое изумление, когда я заметила, что граф Витте побледнел и на мгновение закрыл глаза; его лицо передергивалось, и он с трудом вымолвил: «Ну да, это – правда. Эта безумная, бессмысленная мысль зародилась впервые именно у меня». Теперь я невольно краснею, вспоминая об этом, но тогда я была очень молода и не знала ни жизни, ни людей. «Я был маленьким, безвестным начальником станции Фастов. Это было в Киеве, – продолжал он. – 1 марта 1881 г. после тяжелого рабочего дня пошел я в театр. Тщетно ждали начала представления. Наконец на сцене появился управляющий театром и прочитал телеграмму потрясающего содержания: „Император Александр II убит нигилистом, бросившим в него бомбу, оторвавшую ему обе ноги“. Невозможно передать то волнение и боль, которые вызвало у присутствующих это страшное известие. Александр II, царь-Освободитель, был очень любим всеми слоями общества, и любовь эта была следствием целого ряда предпринятых государем либеральных мер, предшествовавших столь ожидаемой конституции.
69
Точное название – «Святая дружина».
Я вернулся домой, дрожа словно в лихорадке, и сел писать длинное письмо моему дяде, генералу Фадееву, военному корреспонденту „Голоса“, интимному другу графа Воронцова-Дашкова. Я описал ему мое душевное состояние, мое возмущение, мое страдание и выразил то мнение, что все мои единомышленники должны были бы тесно окружить трон, составить дружный союз, чтобы бороться с нигилистами их же оружием: револьверами, бомбами и ядом. Что надо, подобно им, создать свою организацию, в которой, как у них, каждый член был бы обязан привлечь трех новых, и каждый из новых, в свою очередь, тоже трех и т. д. Тридцать членов составляют отделение с вожаком. Я писал страницу за страницей, не перечитывая написанного. В то время мне моя мысль казалась ясной, простой, легко исполнимой. На следующий день это письмо было мною отправлено.
С большим подъемом духа принес я присягу новому монарху, посещал немало панихид по Александру II, а затем снова погрузился в свои ежедневные занятия, не вспоминая более о моем письме.
Прошли месяцы [70] . Вдруг я получаю от моего дяди, Фадеева, телеграмму: „Приезжай немедленно. Приказ о твоем отпуске послан твоему начальству“. Я не верил своим глазам, когда курьер принес мне приказ немедленно явиться к начальнику дистанции. Дрожа от волнения, зашел я в кабинет моего высшего начальства, доступа куда не было таким маленьким служащим, как я. Я заметил в чертах начальника некоторую неуверенность и замешательство: „Я получил от министра путей сообщения адмирала Посьета приказ дать вам отпуск и возможность поездки в Петербург. Знаете ли, вы, зачем вас вызывают?“ – спросил он меня. Я откровенно ответил, что не имею никакого представления. „Странно, – сказал начальник, – нужны вам деньги на дорогу? Я готов вам дать, сколько надо“. Я поблагодарил и отказался. „Ну, поезжайте. Счастливый путь! Но все-таки все это странно“, – повторил он, измеряя меня недоверчивым взглядом. Мне казалось это еще более странным, чем ему.
70
Письмо С. Ю. Витте Р. А. Фадееву, по-видимому, не сохранилось. Остался ответ генерала племяннику от 14 марта 1881 г., где он сообщил, что письмо С. Ю. Витте было им получено.