С. Ю. Витте
Шрифт:
В. С. Нарышкина-Витте
Воспоминания русской девочки
Часть первая
Однажды за обедом папа рассказал историю из своего детства, которая очень заинтересовала девочку. Его дед Фадеев, занимавший важную должность на Кавказе, очень любил внука, непоседу и шалуна, и всегда держал его при себе. Однажды ему нужно было отправиться в поездку с инспекцией, но он не хотел
Мальчуган испытывал глубокую неприязнь к этим чинушам и только и искал возможности доставить им новые неприятности.
Путешественников одолевал сон. Разморенные жарой, они не могли уже поднять век. Тряска экипажа мягко убаюкивала, и они приготовились хорошенько отдохнуть.
Даже великолепные виды, открывавшиеся перед ними, не могли разогнать овладевавшее ими сонное оцепенение. Прекрасная Грузия с ее царственным, увенчанным снегами Казбеком оставляла их равнодушными. Вскоре эти лысые пузатые люди мирно храпели.
Мальчик воспользовался этим временным затишьем, свернул трубочки из очень тонкой бумаги, вставил их по очереди в дрожащие ноздри чиновников. Затем он с невинным видом опять уселся на место.
Раздалось громкое чихание, потом еще, и вскоре вокруг было слышно только «апчхи». Бедные жертвы просыпались, еще не понимая, что с ними происходит, и в ярости, что потревожили их сон. Сияющее лицо ребенка возбудило их подозрения. Они замолчали, но между собой решили отомстить ему, как только представится возможность. Судьба была к ним благосклонна. Господин Фадеев должен был отлучиться на целый день и поручил своего драгоценного внука заботам своих подчиненных.
– Лишь бы гадкий мальчишка ни о чем не догадался, – сказал один из них, – начальник нас никогда не простит!
Они предложили мальчику прогуляться по лесу. Обрадовавшись возможности посмотреть незнакомое место, он с радостью последовал за ними. Хорошее настроение, в котором пребывали обычно угрюмые чиновники, его немного удивило, но он радовался предстоящим развлечениям и забыл об этой мелочи.
Проходя мимо огромного дуба, в листве которого сверкали тысячи желудей, они намеренно обратили на него внимание мальчика.
– Как бы я хотел забраться на самую верхушку, – воскликнул он, – но у меня ни за что не получится!
– Но мы, конечно же, охотно вам поможем. Положитесь на нас, – в один голос ответили заговорщики.
Мальчик не заставил их повторять это предложение. Его подняли, и он, цепляясь за большие ветки, стал ловко, как бельчонок, карабкаться вверх. Когда он взобрался на самую верхушку, внезапно раздалось грозное рычание. Он наклонился и, к своему ужасу, обнаружил привязанного к стволу медвежонка, который топал лапами в ярости, что его лишили свободы. Ребенок не осмелился спуститься. Он позвал на помощь. Никто не шел, медведь рычал все громче и громче, и эхо разносило по лесу жалобы этих двух существ. Время шло. Лучи заходящего солнца обагрили листву, надвигались сумерки. Ребенок в ужасе от мысли, что придется провести всю ночь, а может быть, и следующий день в компании свирепого зверя, едва дышал. Наконец послышались шаги, это его тюремщики пришли освободить несчастного. Они пригрозили ему еще более суровым наказанием, если он когда-нибудь проболтается об этом случае деду.
Он пообещал молчать. Он был так рад, что избавился от своего опасного соседа, что даже не сердился на тех, кто подстроил ему эту неприятность. В последующем он остерегался причинять им малейшее неудовольствие. <…>
На несколько дней собирались поехать в Одессу. Девочка очень радовалась, что наконец-то увидит своих тетушек. Она их знала лишь по письмам, которые родственницы присылали ей по праздникам. Мисс и Арапка должны были остаться дома, и она чувствовала себя независимой и гордой. Никогда еще она не ездила в так роскошно обустроенном вагоне. На всех станциях Юго-Западной железной дороги отца принимали особенно сердечно. Многие чиновники служили под его началом, когда он еще возглавлял эту важную линию. Прогуливаясь с дочкой на одной из промежуточных станций, он остановился у локомотива, беседуя со служащими, которые слушали его с большим почтением.
Лицо механика показалось ему знакомым, и он стал пристально вглядываться в него. Вдруг его лицо просияло и выражение его смягчилось. Окликнув рабочего, он горячо пожал ему руку. Оба были рады этой встрече через двадцать пять лет. Механик узнал в министре с седеющей бородой Сергея Юльевича Витте, который некогда исполнял скромные обязанности начальника этой самой станции. Обрадовавшись встрече, рабочий забыл, что был весь в саже, и, к великому ужасу подобострастных чиновников, рука министра после крепкого пожатия стала такой же черной и грязной.
Подобные эпизоды разнообразили их путешествие, и время текло незаметно. К своему великому удивлению, девочка узнала, что завтра утром они должны прибыть в Одессу.
На платформе вокзала среди официальных лиц она заметила двух дам в черном, одну маленькую и худую, другую полную. Как только отец вышел из вагона, они бросились ему на шею со слезами на глазах, а потом принялись обнимать девочку. Они говорили одновременно и казались очень взволнованными. Это были ее тетушки. Придя в себя после этих проявлений нежности, девочка рассмотрела их: тетя Ольга была поразительно похожа на отца. Она была того же роста, у нее был такой же голос и даже его улыбка. Тетя Софья, смуглая и худенькая, с огромной бородавкой на подбородке, лихорадочно обмахивалась японским веером, на котором была изображена Фуджи в лунном свете. Она считала, что обладает литературным талантом и, к отчаянию брата, писала романы, которые подписывала такими же, как у него, инициалами – С. В. Читатели этих сентиментальных повестей в некотором удивлении полагали, что их автор Сергей Витте.
Стояла тропическая жара. Блеск солнца слепил глаза. С вокзала поехали прямо на кладбище. В экипаже тетушки засыпали родителей вопросами. У семейного склепа уже ждали духовенство и певчие. Сразу же началась панихида. Молитвы за недавно умершую бабушку не трогали девочку, она ведь ее никогда не видела, но горестное выражение лица папы ее расстроило.
После службы направились в гостиницу. Вдоль пути собравшиеся на тротуарах люди с любопытством разглядывали министра, которого считали одесситом, так как он учился в университете их города. Он чувствовал, что в Одессе его каждый раз принимают от всего сердца. Его именем даже назвали одну из новых улиц. Хозяин гостиницы «Лондон» Ятчук не знал, как еще выразить ему свою преданность. Когда-то у него был ресторанчик, который посещали люди небольшого достатка, среди завсегдатаев этого скромного заведения был и будущий государственный муж, тогда бедный студент. Ятчук взволнованно вспоминал те старые времена. Единственное, чем он мог воздать почести своему знаменитому гостю, была особая забота о его трапезах. Первый завтрак, который им подали в гостинице «Лондон», напоминал пиры Лукулла с их кулинарными изысками. Ятчук самолично обслуживал дорогих гостей и, блаженно улыбаясь, говорил:
– Помните, ваше превосходительство, как в молодости вы любили хорошо прожаренный бифштекс с жареной картошкой? Ну и аппетит у вас тогда был! Я лишь глаза закрою и вижу вас в студенческой форме, как будто это вчера было.
Девочка молча слушала и наслаждалась изысканными блюдами, которые им подавали.
На вторую половину дня был назначен визит к тетушке Наде. Ей было восемьдесят лет, она так никогда и не была замужем, потому что не хотела оставлять сестру Катю, с которой их разлучила лишь смерть последней. Она перенесла эту любовь на ее детей и относилась к ним как к собственным. Ее квартира располагалась на той же лестничной площадке, что и жилище племянниц, Софьи и Ольги. В гостиной, заставленной мебелью, как антикварная лавка, нельзя было шагу ступить, чтобы что-нибудь не уронить. В большом кресле, обитом зеленым бархатом, сидела хозяйка дома Надежда Андреевна Фадеева. Ее морщинистое лицо дышало бесконечной добротой. Одета маленькая сгорбленная старушка была в свободный жакет и юбку из черного драпа. Рядом с ней сидела высокая толстая старуха, которая с криком радости поспешила в объятия отца девочки. Это была его кормилица, которая продолжала жить с ними и к которой относились как к члену семьи.