S.O.S: Sборник Oбречённого Sчастливца
Шрифт:
Эти два огня всё: ближе и ближе ко мне. Мой убийца и суд: в одном лице. Встаю перед машиной и, даже, не пытаюсь сойти на обочину. Так – будет проще…так – будет легче. Сначала – будет больно, но это не продлится больше минуты, а, потом: спокойствие и вечность. Я уйду красиво, и никто этого не заметит. Да – и зачем? Они слишком большое значение придают смерти. Даже – больше, чем жизни. День рождение празднуется один раз в год, а день смерти по два-три раза в год. Два дня, семь дней, сорок дней… Странно это. Жить, чтобы, потом – «отмечать» смерть… Родительское воскресенье.
Они ездят на кладбище к родителям и стоят:
Машина проезжает меня и несётся дальше, а я прижатая к асфальту. Кручусь в агонии. Лепёшка. Так – я выгляжу, сейчас. Моё тело изуродовано, кое каких частей не хватает, да – и нужны они, сейчас? Внешний вид волнует, только – их. Для меня же это – пустышка. Я ничего не чувствую, ничего не вижу. Дыхание сбито, сердце, всё, реже в такты, пара секунд – и моя свобода обнимет меня в лице смерти. Темнота накрывает меня, но в голове всё же успевает пронестись мысль: «хоть, один раз те, кто давят нас колесом – помогли, а не убили понапрасну».
Улыбка
Звонок. Опять. Одна и та же мелодия – каждый день. В одно и то же время. Почему же ты такой пунктуальный?
Прикосновение к экрану и наступает тишина. Пустой, мутный: взгляд устремлён в потолок. Руки свешены с кровати, касаются пола. Голова последние секунды впитывает мягкость подушки, ноги запоминают тепло одеяла, чтобы, затем, коснуться холодного пола. Ковёр не греет нисколько.
Порой, кажется, что за ночь он успевает промерзнуть, так, что, даже, покрывается льдом. И, вот, по этим ледяным иголкам-ворсинкам она и должна идти каждое утро к окну. Сеанс иглоукалывания заканчивается, когда девушка касается рукой пластиковой палки и, прокрутив её, открывает жалюзи на одном из окон.
Этот город никогда не станет: родным и любимым. Данные функции не предусмотрены в инструкции по эксплуатации. Он, так, и останется местом жительства, без: добавлений и красивых эпитетов. А – жаль! Ведь, он, вполне, мог, как и все остальные, занять место, куда глубже. Где-нибудь в сердце. Но, так, вышло, что он уже давно имеет место, в куда более глубоком месте, нежели сердце. В печёнках! Этот город находится, именно, там.
Ненавистный городишка, с кучей: баров, клубов и магазинов. На которых висят эти гр*банные таблички с яркими названиями. И почему-то все они светят, именно, в это окно, напротив которого стоит девушка. По сути, как раз для этого – и были куплены жалюзи. Иначе, избавиться от «дневного света» ночью – нельзя.
Город без забот. Город, притягивающий: алкоголиков и кутил, готовых душу продать за очередной «хлеб» и очередное «зрелище».
Ядовито-жёлтый свет, с примесью розового и ярко-режущего голубого, врывается в темноту комнаты – и зависает на потолке.
Напоминает зебру. Радости не приносит. Мёртвое животное-лепёшка на потолке вызывает, лишь, омерзение – и очередной приступ озноба. Или это – открытое окно?
Мурашки пробегают по телу. «Гусиная кожа»: так, вроде, говорила бабушка.
По дороге проезжает машина и фарами освещает стену, краем зацепив кровать. За спиной слышится мычание и непонятные звуки, больше напоминающие вой подбитого зверя. Спит. И это, при условии, что будильник проснувшейся разбудил её на тридцать пять минут позже. Что за магия? Как ей удается засыпать за считанные минуты?
Тишину разрывает глухой удар, и девушка невольно охает, отпрыгивая от окна. По стеклу, сверху-вниз, спускается листовка. Очередная реклама «любимого» города. Некая «зазывалка». «Приезжайте и получите всё!»: так, вроде, вещает ТВ и прочие приборы, передающие СМИ. Люди слетаются сюда, как пчёлы на: сладкое или солёное, и ждут чего-то сказочного. Верят всему, что говорят, и надеются получить всё, что им обещают. Но, как это ни грустно, частенько забывают, что всё в этом мире имеет свою цену.
Стараясь передвигаться, как можно тише, девушка открывает двери шкафа и изымает одежду. Обычный, среднестатистический комплект этого, продушенного смогом и пропитанного духотой, городка. Идеально выглаженная и опрятная тёмная одежда с минимальным количеством аксессуаров. Верхушки власти делают всё, лишь бы никто не выделялся из общей массы. Зачем давать очередной повод для революции и смены власти? Лучше мы вернём тоталитарный режим и заставим людей ходить строем в одной и той же одежде. Как же претит эта власть и гнёт!
Кое-как, спустя минут десять-пятнадцать, одежда оказывается на теле. Полностью застегнутая и, ещё раз, выглаженная, но, уже – руками. В темноте тяжело понять, где находятся швы: на теле или снаружи, и не надета ли рубашка шиворот-навыворот. Оставалось надеяться, только, на тактильное чувство своих пальцев и память (вечером одежда висела на вешалке в нормальном виде и вывернутая правильно). Если, только, Барабаша…но это – глупости. Об этом, даже, думать не стоит.
Чистые и расчесанные: волосы завязаны в конский хвост и покрыты двойным слоем лака. Чтобы ни одна волосинка не выбилась из причёски. И, не дай Бог, не испортила процесс обучения. У преподавателей на эту тему «пунктик».
Пары химии не сразу покидают стены комнаты, так что, в то время, пока, накладывается: серая и тёмная косметика на лицо, в адрес собиравшейся из-под подушки летят нелицеприятные комментарии. А, только, вчера были жалобы на заложенный нос.
Под конец нанесения грима поправляется пиджак – и полы рубашки. В руках оказывается сумка и, тут же, повисает на правом плече, зазвенев металлическими замками.
Вновь – раздается мелодия. Отключается.
Пластиковая поверхность исчезает в закромах кожаной сумки. У двери слышны тихие шаги. Пальцы не слушаются – и долго не могут поймать защёлку замка. Проходит несколько минут, прежде, чем им, всё-таки, удаётся обхватить металлическую защиту и повернуть её. Дверь открывается – и с лёгким скрипом затворяется.