S.T.A.L.K.E.R. Зона. Урок выживания
Шрифт:
Чего нельзя было сказать о мутациях телесных. Пугали, внушали опасение, вызывали какие угодно чувства, от омерзения до жалости. И в любом случае ставили барьер, отделяющий мутантов от людей.
Девушка соглашалась с Максом, который назвал Перца хорошим человеком. Она добавила бы - хорошим... кем угодно, только не человеком.
Когда за дверью послышался осторожный шорох, Ника напряглась. Она ожидала неизвестно чего. Даже того, что вдруг сюда заползет Перец, передвигающийся как ящерица на руках. А за ним, разворачивая змеиные кольца потянется грязно-бурая лента кишечника.
На пороге,
Глаза их встретились и к своему неудовольствию Ника осознала, что он многое про нее понял. В частности то, что она подслушивала.
Проводник подошел к ней, подхватив по дороге опрокинутый ящик. Перевернул его и сел в двух шагах от нее.
В это время погас свет. Долгие секунды, показавшиеся Нике вечностью, она ждала. Кто их поймет, этих сталкеров? Свернет ей шею как цыпленку, чтобы события, невольной свидетельницей которых она стала, навеки остались тайной.
Когда зажегся свет, Грек сидел на прежнем месте и продолжал смотреть ей в глаза. Только прищурился, чтобы смягчить переход от темноты к свету.
– Знаешь, парень, что мне в тебе нравится?
– шепотом спросил он.
Ника отрицательно качнула головой.
– Мне нравятся молчаливые люди, сынок. Ты не любитель болтать. Это хорошо. Меня беспокоит Макс. Передай ему, сынок, то, что я ему многое прощаю, не значит, что так же будут поступать и остальные. Если в ближайшее время, имеется в виду не только Зона, он возьмется упоминать Перца как человека, а не как приправу к борщу, я самолично сверну ему шею... Тебя тоже касается, сынок.
Свет опять погас. Ника воспользовалась темнотой, чтобы перевести дыхание. Гроза миновала.
– Передай ему, сынок, - Грек дождался, пока загорится свет.
– Кстати напомнишь и о Кодексе. Если я забуду.
Он надолго замолчал, буравя ее пронзительным взглядом.
– А теперь я покараулю. Отбой.
Внимая его словам, опять погас свет.
Часы показывали шесть тридцать, когда Ника открыла глаза. В тот короткий промежуток времени пока было темно, она успела испытать приступ паники. Ей показалось, что все ушли, оставив ее одну.
Однако, когда зажегся свет, она испугалась по-настоящему.
На том самом месте, откуда не так давно вел задушевную беседу Грек, восседал Перец. Белое лицо, туго обтянувшее череп, синюшные губы, глубоко ввалившиеся глаза, окруженные черными тенями. Посмертная гипсовая маска скончавшегося после тяжелой болезни человека - вот, на что больше всего это было похоже. Дождавшись пока Ника сядет, маска разомкнула синие, бескровные губы и хриплым голосом спросила.
– Выспался, пацан?
Ника едва не поперхнулась слюной. Сдавленное от страха горло не хотело пропускать слова.
– Проснулся, - за нее ответил сталкер. Темные глаза сузились, как рентгеном просвечивая ее насквозь. Ника подавила острое желание провести рукой по лицу, стирая несуществующую грязь.
– Собираться будем. Пусть долгий. Это наверху по прямой, а тут сколько поворотов - разворотов, что дорога раз в пять увеличится.
В одном Перец оказался прав: мутанты действительно живучи. Вчера потерял столько крови,
Заворочался, поднимаясь, Краб. Он с трудом раздирал отекшие веки. Макс проснулся давно и теперь давился галетами, щедро запивая их водой из фляги.
Ника присутствием аппетита похвастаться не могла. Взгляд ее то и дело падал на закрытую дверь, за которой осталось то, что еще вчера составляло с Перцем одно целое.
Проводник, как ни в чем не бывало, завтракал, от души накрывая галету куском колбасы из вскрытой вакуумной упаковки.
Вид серовато-розовой колбасы вызвал у Ники тошноту. Она положила назад в упаковку галету, которую только что достала. Пара глотков воды смочила пересохшее горло и дурнота отступила.
Подробно описывал предстающую дорогу Перец. Он выговаривал слова с особым тщанием, словно старался доказать в первую очередь себе то, что по-прежнему оставался человеком. Сталкерская куртка сидела на нем, как парашют. Крупные стежки, наложенные от души, стягивали края дыр. Если бы Ника точно не знала, чего лишился Перец, сейчас бы не догадалась. Он выглядел как человек, одной ногой стоящий в могиле, а не как тот, кто быть человеком перестал.
Больше всего Нику удивило равнодушие Макса. С Крабом все ясно, он ничего не видел. У девушки вообще сложилось впечатление, что он вряд ли обратил внимание на что-либо еще, кроме своих болячек. А еще говорят, женщины пугливы. Вчера, когда из темноты внезапно выпрыгнул снорк, она первая схватилась за автомат, потому что нечто подобного и ожидала. И не только вчера, а с тех пор как вошла в Зону, ее ни на секунду не оставляло чувство постоянной опасности. В то время, как Краб орал благим матом, отступая к стене, она первыми же выстрелами уложила снорка, памятуя о том, что стрелять нужно в голову. Откуда именно возникла эта память, Ника не знала. Наверное, еще с нападения зомби отложилась в голове простая мысль: стреляй в голову, не ошибешься.
Краб был не в курсе, и с ним все понятно. Но Макс? Не мог же он безоговорочно поверить в то, что Перец на самом деле обладал феноменальной живучестью? Или верно другое. То, что Грек успел с утра пораньше провести с ним воспитательную беседу. Вот оскорбленная гордость и заставляла Макса глотать галету за галетой.
– Перец,- проводник стряхнул крошки на пол, - меня беспокоит долгий переход. Найди выход поближе.
– Ясен перец, - скрипуче откликнулся сталкер, - есть и ближе. Целых два. Они тебе не понравятся. На одном обосновалась мясорубка. Сам проверял с неделю назад. Чуть не сунулся туда, как дурак. Не знаю, что меня остановило. Крысу поймал и подбросил...
– А я все думаю, куда у тебя эти крысы подевались, - вставил слово Грек.
– Не смешно. Снорки всех крыс пожрали. Отъелись, сам видел, на людей стаей поперли... Так вот. Поймал я крысу, кусалась, зараза. Об стенку ее башкой треснул, сразу успокоилась. Потом вверх подбросил. И полетели клочки по закоулочкам - мясо в одну сторону, кишки в другую... А меня всего кровью забрызгало.
Ника опять почувствовала приступ дурноты при упоминании о кишках. Подняла флягу и долго пила, запрокинув голову.