Sabbatum. Химеры
Шрифт:
Именно в этот момент заиграл мой мобильный, тут же привлекая всеобщее внимание и поднимая злость внутри: кого еще черт дернул?
Достаю телефон, готовый скинуть номер, как тут же взгляд задерживается на имени звонящего: Кевин Ганн. Я, как баран, смотрю на дисплей.
– Простите, у Рэйнольда Оденкирка сегодня день рождения, – Реджина обращается к Дознавателю, после чего оборачивается ко мне. – Звонит твоя мама, дорогой?
Сообразив, что требуется соврать, я отпрашиваюсь у рядом стоящего Тогунде:
– Можно, я отвечу на
Тогунде в недоумении смотрит на напарника, тот кивает в знак согласия, после чего взглядом спрашивает у Дознавателя.
– Да, конечно, ответьте, – кореец взмахом руки разрешает выйти. Я кидаюсь из кабинета под трезвон своего телефона и останавливаюсь в замешательстве у выхода: за мной следует Архивариус. – Тогунде вас проводит. Простите, но таковы порядки.
Просто отлично! Я киваю и выхожу в коридор, смиряясь с тем, что разговор будет проходить под надзором Сената.
– Да?
Готовый услышать знакомый тембр Ганна с беспечными юношескими нотками я застываю в шоке, когда в трубке звучит ЕЕ голос. Мое сердце забывает, как надо стучать, сбиваясь с ритма.
– Рэйнольд? Это я, Мелани.
Все, что я могу сказать, это сухое «да». На меня, не отрывая взгляда, пялится Тогунде, будто надсмотрщик в тюрьме. Сложив руки в ожидании, он замер, весь превратившись во внимание. Сама собранность. У меня же пересыхает в горле, и руки дрожат, но стараюсь не показать свою нервозность и радость, что могу слышать ее.
– Я звоню поздравить тебя. Слышала, что у тебя сегодня день рождения…
Ее голос мягкий, тихий, неуверенный, но такой родной, такой реальный. Где же ты, Мел?
– Да. Спасибо.
В трубке повисает пауза. Я слышу ее дыхание и понимаю, что она в замешательстве. Не молчи, милая, не молчи!
– Как у тебя дела? – первым нарушаю эту тишину. Мои мысли путаются, в голове полный кавардак.
– У меня? Ничего… Нормально. А у тебя?
– Я… соскучился.
Это единственное, что могу сказать ей, малую толику того, что чувствую. В трубке снова молчание. Слышу тихие всхлипы. Она плачет. Просто невозможно! Я не могу ее успокоить, и от этой беспомощности чувствую себя взвинченным, к тому же еще больше нервирует Тогунде, который уже дернул рукой, глянув на часы: показывает, что пора заканчивать разговор.
– Прости, но не могу говорить сейчас.
– Ты занят?
– Да.
– Может, мне перезвонить?
О боже! Я хочу этого! Но нельзя. Я не знаю, сколько пробудут тут Архивариусы. Да и опасно. Клаусснер уже в Карцере. Мне еще не хватало там оказаться. Боюсь, как бы Архивариусы не оставили здесь кого-нибудь из своих или не поставили на нас какие-нибудь магические запреты. Слишком зачастили Саббатовцы в суды. Это чревато проблемами.
– Не стоит. Не звони.
«Не рискуй», – мысленно добавляю я. На том конце снова молчат. И я делаю то, что не должен был при Тогунде, проклиная себя на чем свет стоит:
– И прекрати, пожалуйста, меня… звать.
– Звать?
В
– Да. Ты постоянно зовешь. Позавчера ты сидела на ступеньках и позвала меня…
Я слышу глухую тишину и на мгновение пугаюсь, что звонок прервался:
– Алло?
– Я тут. Просто… как? Я же была в Вяземке!
– Я тебя слышу! – рычу я в трубку, ловя сосредоточенный взгляд Тогунде. Твою мать! Он может на минуту отвлечься?
– Рэй, это невозможно! Я же смертная.
Я только уж собрался ответить, как дверь открылась, и в коридор вышла Кристен.
– Рэй! – громко окликает она, эхом разнося мое имя по коридорам Саббата, и кивком головы указывает на кабинет. – Пошли! Они требуют именинника. Наверное, поздравлять будут.
Тогунде хмыкает на шутку Деннард, расслабляясь в своей позе.
– Меня зовут. Не могу больше говорить.
– Да, конечно.
Мне не нравится, как прозвучал ее голос! Но времени нет.
– Прости, – шепчу я в трубку и отключаю мобильник. Тогунде взмахом руки приглашает в кабинет. Я тяжело вздыхаю, пытаясь отвлечься и настроиться на предстоящий допрос. В конце концов, у меня теперь есть возможность с ней связываться. Если она звонила с телефона Кевина, значит, Ганн рядом с ней. А это уже много!
Начинай!
Я стояла и глупо пялилась на телефон, в котором шли частые гудки. «Прости» – и связь прервалась. Что сейчас произошло?
ЧТО ЭТО БЫЛО?
Я не на такой разговор рассчитывала. В грудной клетке разрасталась боль, дышать стало трудно, сердце стучало, будто сорвалось с катушек. Я снова начала набирать номер Рэйнольда, но как пошли гудки, тут же сама скинула звонок.
Плачу. Точнее, слезы льются бесконтрольно, размывая дрянную реальность в пятна. Смотрю на мир глазами утопленницы.
В дверь стучатся, но, не услышав от меня ответа, решают робко заглянуть.
– Аня? – это голос Кевина. Но самого Ганна не вижу, лишь нечеткий силуэт. Его горячие руки ложатся на плечи, а затем он берет мое лицо в ладони. – Что случилось? Ты звонила ему?
Я киваю. Чувствую, как он забирает телефон из моих не слушающихся пальцев.
– Ты с ним говорила?
Снова киваю.
– Что он сказал?
– Чтобы не звонила ему…
Откуда взялись силы прошептать? Ганн прижимает меня и гладит по волосам. И я плачу, уткнувшись в его плечо. Не знаю, сколько прошло времени, когда Кевин предложил мне умыться. Он отпускает, и я прохожу в ванную комнату, не видя ничего, наткнувшись на дверной косяк и споткнувшись о порог. Холодная вода действует освежающе. Я успокаиваюсь. Истерика, как гроза, нахлынула и прошла, оставив внутри глухую тишину. Пытаюсь разобраться, в чем было дело.