Сабля, птица и девица
Шрифт:
— Входите, не заперто.
Ласка вошел и еще раз поклонился.
Белледонне поклонился в ответ.
— Раз приветствовать посла от достойного государя! — сказал он, — Что угодно сообщить мне Его Величеству?
— Его Величество любезно приглашает достопочтенного сеньора к себе в Париж, писать портреты прекрасных дам.
Насчет портретов король в явной форме не сказал, но, побывав в Париже, Ласка точно знал, что на портреты прекрасных дам там спрос будет.
— Какое любезное приглашение.
— И, главное, своевременное, — Ласка кивнул в сторону лестницы на первый этаж, где во входной двери уже пробили дыру.
— У меня тут, правда, работы непочатый край.
— Почнем. Кисти подадим, обед принесем, мух отгоним.
— И долгов не уплачено.
— Среди них родительский, сыновний или супружеский есть? А вассальный?
— Только денежные.
— Что в Риме не заработается, в Париже с лихвой перекроется. У Папы художников много, а у короля мало.
— Соблазнительно, конечно.
Внизу открыли дверь, и вооруженная толпа хлынула на лестницу.
— Один момент. Бенвенуто Белледонне еще никогда не называли трусом.
Художник выдернул из двери на лестницу свой меч и встал в позицию на площадке второго этажа.
— Вы все передо мной как молочные поросята перед львом! — крикнул он.
С точки зрения Ласки, хорошо вдохновленная толпа поросят вполне могла затоптать льва. Даже если он и вправду лев. Этот вопрос заинтересовал Ласку настолько, что он не сразу встал рядом, а немного посмотрел на битву.
Все-таки, они не такие уж поросята. Почти кабаны. А вот он вполне себе лев. Небольшой, но лев. На лестнице могли встать в ряд только по двое, и Бенвенуто отлично отбивался от любых двоих, не пуская их на площадку. Ласка подумал, что противники меняются, чтобы не уставать, но понял, что они меняются, получив раны.
Снизу полез, расталкивая всех, человек в доспехах. Правда, не в полных рыцарских. Открытый шлем, кираса без горжета, но с набедренниками и латные перчатки с длинными крагами. И длинный меч, длиннее, чем у художника.
Ласка присел на корточки поближе к лестнице. Пора вмешаться, но не прямо сейчас.
Белледонне скрестил мечи с латником, попытался его уколоть, не достал и отступил. Латник, легко отмахиваясь мечом и парируя удары не только клинком, но и перчатками, поднялся на последнюю ступеньку.
Сейчас. Ласка рванулся навстречу латнику, схватил его за кирасу в паху и за верхний отгиб, снова присел и уронил его себе на плечи. Выпрямился, держа латника на плечах параллельно земле. Закинуть такой вес себе на плечи просто руками — надо былинным богатырем быть, а уронить и потом встать — доброму молодцу по силам. Главное — поднимать тяжести не разгибом спины, а разгибом коленей.
Толпа на ступенях замерла от удивления.
— Что же вы все на одного? Нечестно, — сказал Ласка, согнулся и бросил латника вниз по лестнице.
— Так дела не делаются, — сказал он через головы лежащих стоявшему последним «брату соблазненной», — Выходи один на один, кто не трус.
— Один на один это другие деньги, — сказал кто-то из кучи тел.
— Если что, у этого денег нет, — сказал другой, заподозрив Ласку в наемничестве.
— Я здесь не за деньги, а по делу чести, — сказал Ласка, — Ты принимаешь предложение Его Величества? — спросил он хозяина дома.
— Принимаю, — ответил тот.
— С этих пор клянусь защищать сеньора Белледонне как брата родного.
— Кто моего брата названного обидит, тот будет иметь дело со мной, — Бенвенуто подошел и обнял за плечи Ласку.
Наемники один за другим поднимались и уходили.
На улицу вошла другая группа вооруженных людей, тоже во главе с пузатым сеньором средних лет.
— Это засада, там их двое, — сказал один из наемников, проходя мимо.
— Брат к нему приехал, — добавил другой.
Половина вновь прибывших развернулась и ушла.
— Что происходит? — спросил новый пузатый сеньор у старого.
— Черт знает, что, — ответил тот.
Из дома вышел Бенвенуто с гостем.
— Уезжаю я от вас. Надоели.
Толстяки облегченно вздохнули.
— Точно? — переспросил один из них.
— Вот вам крест, — ответил Ласка и перекрестился по-православному справа налево.
— Куда? — спросил другой.
— Не ваше дело, — ответил Бенвенуто, — Буду там и дам рисовать, и рыцарей, и зверей, и рыб, и птиц, и ангелов божьих. Вас обоих грешниками в аду напишу.
Сеньоры пошептались и ушли. Зеваки тоже потянулись по своим делам. Подошел Вольф.
— Вольф, друг мой старый. Бенвенуто, брат мой новый, — представил Ласка.
Пойдем, за знакомство выпьем, — сказал Бенвенуто.
21. Глава. Папа римский Павел Третий
— Попался! — крикнул через улицу мужской голос, и три одинаковые красные фетровые шапки поплыли над толпой в сторону Бенвенуто.
— Господи, да за что опять-то, — подняв глаза к небу, взмолился художник, — Уеду я отсюда, уеду. Я все правильно понял, ноги моей в Риме не будет.
Господь с небес не ответил, а те трое подошли ближе.
— Как умирать будешь? — спросил главный.
— Отстань, Козимо. Не за что нам с тобой убивать друг друга, — ответил Бенвенуто.
— Не уверен.
— Эй-эй, — вступил Ласка, — Я его забираю отсюда.
— Куда?
Бенвенуто дернул Ласку за рукав.
— Далеко.
— Точно?
— Вот те крест.
— Справа налево? — не у каждого римлянина хватает кругозора знать, что правильно креститься справа налево, а не по-бесовски, как латинские прелестники учат.