Сабля, птица и девица
Шрифт:
В Салачике Ласка свернул к христианским домам и остановился там, чтобы не было видно с проезжей улицы. Христиане, услышав тревогу в замке, прятали ценности по тайникам. Если на хана напали такие враги, которые с хода взяли половину Кырк-Ор, то для мирного населения сопротивляться бессмысленно.
Мимо пронесся отряд больше того, что встретили по пути. Потом еще один. Другие татары спешили в Кырк-Ор по горной дороге мимо монастыря, ведущей к Южным воротам.
Привязали лошадей и побежали к старому дворцу в Салачике. Туда хан приказал заточить
Крымские ханы ни своего народа не боялись, ни вражеских лазутчиков. Для обороны на случай войны на горе стоял неприступный Кырк-Ор, а во дворце стены защищали если только от любопытных глаз. Внутри ни постов, ни часовых. Хотя стена высокая в два человеческих роста. Чуть ниже, чем тот балкон в Риме.
— Ты давай на женскую половину, а у меня на мужской дела, — сказал Вольф.
Женская половина не там, где конюшня, а там, где закрытый дворик. Комнаты стоят открытые. Кроме одной.
— Ты? — вскочила с постели Оксана.
— Бежим или передумала?
— Кто ты такой?
— Лаской кличут, представлялся уже. Одевайся. Быстро!
— Погоди, а как ты тут? Вас же в Кырк-Ор отправили. Оттуда еще никто не убежал.
Говоря это, Оксана ловко натянула татарские шаровары, накинула халат, сунула ноги в туфли. Ласка не успел ответить, как она уже стояла одетая и с мешком в руках.
— Первыми будем. Готова?
— Да.
Едва выбежали во двор, как столкнулись с Вольфом.
— Ласка, помощь нужна.
— Какая?
— Татары народ неторопливый. Я как чуял, что казну вчера еще не перевезут. Там всего пятеро стражников.
— У нас одна сабля на двоих.
— Негде там саблей махать. Берем на кулаках.
— Хлопцы, вы чего? — вставила слово Оксана, когда они уже бежали через дворик.
— Там в двух шагах от стены с той стороны лошади привязаны, — махнул рукой Вольф, — Мы быстро.
— Бросите меня?
— Надо будет, хоть через стену бросим.
Оксана достала зеркальце, которое она успела стащить в лавке, и краем глаза посмотрела в спину двум убегающим белым силуэтам. Кто такие, что за люди? Немец-то оборотень, но русский точно никакой не колдун. Чем он оборотня на привязи держит?
Пятеро стражников, не спят и при оружии. Услышали, что в Керк-Ор что-то происходит, но казну бросить не могут.
Ласка влетел в комнату первым. Одному кулаком в кадык, другому с ноги в живот. Кубарем вкатился Вольф. Сбил третьего, перехватил у ножен руку с саблей четвертого. Ласка уже уворачивается от удара пятого, подшаг и удар кулаком в висок.
Вольф толкает своего спиной вперед к Ласке, и Ласка бьет татарина в затылок.
Упавшие вскакивают и хватаются за сабли. Но саблю надо из ножен выхватить и замахнуться, а ни времени, ни места нет. Ни секунды лишней, ни вершка. И рука, метнувшись привычно к поясу, не защищает голову. Вольф бьет своего ладонями по ушам. Ласка отвешивает своему леща, как только что показал Грязной наверху.
Готово. Быстрее, чем монах
— Поднимай за ручки!
— Стой! Берем пояса с оружием.
Опоясались первыми, что попалось под руки. У стражника из тюрьмы сабля была так себе, у этих лучше. Подняли сундук. Тяжелый. И что дальше?
— В баню!
— Дверь закрыта!
— Тараном!
В бане, как и в Стамбуле, каменный подиум. Из белого мрамора.
— С разбегу об угол! Еще!
На дерево ханский казначей не поскупился и железных оковок не пожалел. Замок, судя по тому, что Вольф не взялся его ковырять какими-нибудь подручными железками, своих денег стоил. Но на такое варварское обращение мастера-сундучники не рассчитывали. Под замком треснула доска. Еще пара ударов превратила трещину в дырку.
Вольф после Истанбула примерно представлял устройство турецкой бани и где там должна быть печь. Сбегал за кочергой, и оторвал ей как рычагом половину доски.
— Снимай рубашку!
Ласка не понимал, зачем, но выполнял команды. Вольф взвалил на рубашку кучу маленьких мешочков, свернул тюк и обвязал рукавами. Потом скинул свою и увязал еще раз. Рукавами сделал петлю, чтобы надеть, как суму через плечо.
— Одна бы не выдержала, — пояснил он, — Бежим.
Пробежка до стены, где ждет Оксана. Снова Вольф встал у стены, Ласка по нему запрыгнул наверх, лег и вытянул руку. Вольф подал сначала тюк с казной, потом поднял Оксану, потом подпрыгнул и схватился за руку сам.
— Вы не пешком, надеюсь? — растерянно спросила Оксана, не увидев коней.
— Лошади ждут, — ответил Ласка, — Ходу!
— Бог не выдаст, свинья не съест, — добавил Вольф.
Насчет «Бог не выдаст» оборотень и лютеранин лучше бы помолчал. Но хотя бы свинья тут точно не съест. Правоверные свиней сами не держат и соседям не советуют.
Лошади понесли беглецов вниз вдоль Чурук-Су привычной дорогой. Бахчисарай на дороги не богат, одна вниз, другая вверх. Лошадь достаточно мордой в нужную сторону повернуть, а дальше она сама разберется. Вот последние дворы Бахчисарая, вот дорога уходит в темноту, и только наощупь лошади чувствуют, где дорога, где степь.
Вольф видел в темноте если не как кот, то всяко лучше, чем человек. Что-то от волчьих способностей работало у него и в человечьем обличии, как уже не раз замеченное обоняние. Ласка держался за его белой лошадью, сам правил одной левой, а в правой руке держал повод бегущей рядом лошади Оксаны. Лунный свет позволял более-менее разобрать, где тут дорога, где канава, а где просто степь.
Белый силуэт впереди увеличился, как будто Вольф остановился, а потом сорвался с места и унесся туда, где дороги не должно было быть. Подъехав поближе, Ласка разглядел, что на дороге стоял пеший Вольф, его лошадь куда-то подевалась, а над свалившимся на землю навис огромный змей с песьей головой.