Сад Лиоты

Риверс Франсин

«Она поехала к своей бабушке в Окленд».

Это не что иное, как настоящее предательство.

Энни выехала на Бэй-Бридж и снова посмотрела на папку с рисунками, которая лежала на соседнем сиденье. Бабушка Лиота настояла, чтобы она взяла ее с собой.

— Все эти годы, родная, рисунки тетушки Джойс пылились на чердаке. Возьми их как часть своего наследства. Кроме того, они могут поддержать тебя в творческих начинаниях.

А еще она подарила внучке изящную

коробочку, куда был аккуратно уложен носовой платок с кружевными краями.

— Это изделие твоей прабабушки, Энни. Такие платки она обычно делала на продажу. Из-за слабого здоровья она ничем другим не могла заниматься. Вот и обвязывала платочки, вышивала наволочки или еще что-нибудь. Она вязала крючком тончайшее кружево, но я, к сожалению, не смогу тебе его показать: оно не сохранилось. Бывало, мама посылала меня продать ее вязание хозяйке модного шляпного магазина, который был в двух шагах от нашего дома. Помню, мама целыми днями просиживала за рукоделием у освещенного солнцем окна.

Энни никогда в жизни не видела такого красивого кружева и сказала об этом бабушке. Та охотно с ней согласилась.

— Этот платок изумителен, правда? Я знала, что ты оценишь его по достоинству.

Энни подумала, что особенно изысканно он будет смотреться на черном бархате в затейливой рамке, и решила, что купит все это, когда в следующий раз заглянет в один магазинчик.

Она вошла в квартиру и услышала зычный крик Барнаби:

— Звони 911! Звони 911!

— Ш-ш, ты, неразумная птица! — прокричала Сьюзен из ванной комнаты, где она расчесывала волосы. — По твоей малости у нас и так сегодня куча неприятностей!

— Что случилось?

— Тебе лучше не знать, — с улыбкой ответила Сьюзен.

— Так плохо?

— Хуже не бывает. Катастрофически плохо. — Она высунула голову из двери. — Нет времени рассказывать тебе об этом. Через пятнадцать минут нам выбегать на работу. Ты принесла что-нибудь поесть?

— Да, купила кое-что из китайской кухни по дороге в Окленд. — Энни положила несколько кусочков фруктов в кормушку Барнаби. — Ешь на здоровье, мой чудный пернатый дружочек.

— Полли хочет крекер, — проскрежетал попугай.

— Неразумное ты созданье, — назидательно сказала вышедшая из ванной Сьюзен. — Тебя зовут Барнаби и ты не питаешься крекерами.

— Полли хочет крекер.

— Успокойся, — урезонивала птицу Сьюзен. — Это фрукты голубчик.

— Звони 911!

Энни, улыбаясь, направилась в ванную комнату, чтобы переодеться, пока Сьюзен, стоя перед клеткой, наблюдала за попугаем.

— Что с этой птицей происходит? — возмущалась она. — Стоит мне открыть рот, как он начинает вызывать полицию.

— Он считает, что ты его не любишь.

— Да ну! С чего он взял? — Сьюзен не сводила глаз с попугая, пока тот не заметался

по жердочке.

— Вызовите полицию! Она задумала совершить убийство.

— Может, мы будем накрывать клетку, когда звонит телефон? По крайней мере, умолкнет на время.

— 911!

— Если б ты был собакой, Барнаби, я бы так крепко затянула ошейник, что у тебя закружилась бы голова!

— Полли хочет крекер!

— Я уморю тебя, стервятник!

— Она не сделает этого, Барнаби, — ласково проворковала Энни, выныривая из ванной в прямой черной юбке и белой блузке. Она наскоро расчесала волосы и теперь заплетала французскую косу. — Я буду готова через минуту, Сьюзи. — Закончив с волосами, она подошла к клетке. — Ты симпатичный, Барнаби, очень симпатичный.

— Ты, возможно, перестанешь так думать, когда услышишь, что он сегодня выкинул, когда звонила твоя мать.

Энни повернулась и внимательно посмотрела на Сьюзен. Чувство сожаления, появившееся на лице ее смутившейся подружки, само по себе насторожило ее.

— Что произошло? — спросила она, когда они вышли на лестничную площадку.

— Она услышала, как Барнаби вызывает полицию. Поэтому позвонила моей матери, и моя мать позвонила мне. Хотела узнать, на самом ли деле меня собирались арестовать.

— О, Сьюзи. — Энни закрыла глаза.

Сьюзен засмеялась:

— Все еще считаешь Барнаби милой птицей? Не хочешь ли вернуться и свернуть ему шею?

— Мне очень жаль, прости. — Ей постоянно приходилось перед кем-нибудь извиняться за то, что умудрялась наговорить ее мать.

— Почему ты извиняешься? Ты все время извиняешься, даже когда ни в чем не виновата, — говорила Сьюзен, спускаясь по лестнице.

— И что ты сказала своей матери? — перебила ее Энни.

Сьюзен пожала плечами:

— Сказала, что у нас пива — море разливанное и еще бурная оргия с цветомузыкой и танцами посреди комнаты. Что еще?

— Нет, не может быть! — Энни похолодела от одной мысли, как еесобственная мать отреагировала бы на такое заявление.

Сьюзен расхохоталась:

— Конечно, я так и сказала. Да мне и не надо особенно оправдываться, она обо мне знает все и лучше всех. И, разумеется, не поверила ни единому моему слову. Говоря по правде, она от души посмеялась. Особенно, когда я рассказала о нашей «умной» птичке. — Улыбка Сьюзен стала печальной. — Мне очень жаль, Энни, что твоямать не знает нас так же хорошо.

Вскоре после ухода Энни принесли почту. Лиота открыла дверь и достала из металлического почтового ящика, висящего на стене, жиденькую пачку ежедневной корреспонденции. Закрыла за собой дверь и снова заперла ее.