Сад Лиоты
Шрифт:
— Думаю, по дороге мы сможем побеседовать, мистер Солсек. Жду вас к десяти. Если вы опоздаете, я уйду в банк без вас.
На следующий день, ровно в девять тридцать утра, он позвонил в ее дверь, глубоко уверенный, что в случае опоздания эта женщина незамедлительно уйдет из дома хотя бы для того, чтобы досадить ему.
— Доброе утро, — поздоровалась она, впуская его. — Вид у вас такой молодцеватый, будто собрались покорить весь мир.
Он знал, как он выглядел на самом деле. Глаза так слипались от недосыпа, что он даже порезался во время бритья.
—
— Все та же курсовая?
— Нет. Другой предмет. Философия.
Она иронично улыбнулась:
— Интересно, не правда ли?
— После часу ночи несколько затруднительно здраво судить о чем бы то ни было. — Все в этой женщине вызывало в нем чувство противоречия.
— Вы медленно читаете?
— Нет, достаточно быстро. Попробуйте за одну ночь прочитать двести страниц машинописного текста. — Корбан заметил, как блеснули ее глаза.
— Я просто спрашиваю, мистер Солсек, а не осуждаю.
— Простите, я не хотел показаться дерзким.
Она усмехнулась и направилась на кухню. Корбан, сдерживая раздражение, последовал за ней. Он остановился в дверях и стал наблюдать, как она возится у газовой плиты, зажигая переднюю конфорку.
— Читайте много и узнаете, что ничто не вечно под луной, — провозгласила она, ставя чайник на огонь. — Садитесь, мистер Солсек. Хотите чаю или кофе?
Что-то в тоне, каким она сказала мистер Солсек, вызвало у него неприятное чувство. Захотелось все начать заново, чтобы он нравился ей и чтобы она нравилась ему. И понял, что он все только запутывает еще сильнее.
— Почему вы не называете меня Корбаном, миссис Рейнхардт?
Она бросила на него пристальный взгляд:
— Пусть будет Корбан. Так вам кофе или чаю?
Снова насмехается над ним?
— Кофе, пожалуйста.
— Растворимый или молотый?
Глаза его разве что не вылезли из орбит. Что, собственно, происходит? Он чувствовал себя, как индейка в канун Дня благодарения.
— А вы будете?
— Мне не нужен кофе, чтобы проснуться.
— Я полностью проснулся.
— Едва ли. Вы, скорее всего, и не завтракали, не так ли?
— Да, так. — Вместо завтрака он наспех выпивал кофе и убегал в университет. И до полудня никогда не ел.
— Думаю, у меня найдется для вас сладкая булочка.
Одолеваемый сомнениями, он следил, как она сновала по кухоньке: достала из шкафчика кружку, затем из хлебницы коричневый пакет. Совершенно точно, она неспроста предложила ему прогуляться с ней до банка.
— Итак, — снова заговорила Лиота, наливая в кружку кипяток, — Вы уже сумели ответить на мой вопрос?
Она зачерпнула ложкой растворимый кофе.
— Нет.
— А вы думали над ним? — поинтересовалась она, поставив перед ним кружку.
Корбан мрачно посмотрел на кофейную смесь, распространявшую дразнящий аромат, вспомнил, как Лиота жаловалась на высокие цены, и не посмел сказать, что не может терпеть такой кофе. Он всегда предпочитал крепкий и черный. Во время экзаменов
Преодолевая свое отвращение, Корбан крутил чашку в руках, твердо решив, что не откажется от этого интервью вне зависимости от того, какую еще гадость ему придется услышать.
— Я долго размышлял над вашим вопросом. По существу, я еще кое о чем думал.
— Неплохо.
Она устроилась на стуле напротив него и, положив руки на газету застыла в ожидании.
Он сделал глоток, стараясь не морщиться.
— Я с чувством большой признательности выслушал бы все ваши возражения по поводу предложенной мной программы, миссис Рейнхардт. Это намного упростит дело.
— Возможно, и упростит, но не вызовет глубоких переживаний.
— Вполне хватит и этого. К тому же я не представляю, о каких глубоких переживаниях вы хотите потолковать?
Она долго молчала, изучающе глядя на него. Корбан попытался угадать, о чем она думает, и увидел в ее глазах такую грусть, что ему стало неловко. В каком-то смысле он разочаровал эту старую женщину и не мог избавиться от угрызений совести.
— Я хочу помочь таким, как вы, людям, миссис Рейнхардт, — убежденно сказал он.
— Корбан, скажу проще. То, что начинается с милости, может закончиться разрушением. У меня есть возражения, но некоторые из них я не могу выразить словами. Это… — Она нахмурилась, подумав еще с минуту. — Словно бы ждать, когда приговор приведут в исполнение.
В другой раз он обязательно воспринял бы это как оскорбление, но интонация ее голоса убеждала в обратном.
— Может, вы просто не понимаете, что я хочу сделать?
— Корбан, вы думаете, что являетесь первопроходцем, освещающим факелом новый путь, но на самом деле вы всего лишь идете по протоптанной дорожке. И куда, по-вашему, она приведет?
— Туда, где будет намного лучше, чем теперь. Благоустроенные дома, похожие на те, что я предлагаю, существуют уже давно, но все они содержатся на деньги частных лиц. Простой человек не попадет туда. Как минимум, на вашем счету должно быть сто-двести тысяч долларов, чтобы войти в дверь одного из таких домов. Как только вы подписываете договор, вы получаете пожизненное обеспечение до конца ваших дней. Я пытаюсь разработать программу для людей, которые проработали всю жизнь, но не имеют ни большого состояния, ни огромных особняков.
Она грустно покачала головой:
— Вы не видите, насколько это опасно, да? Возможно, вам сейчас и не дано увидеть то, что я так отчетливо представляю. — Глаза ее увлажнились, и в них появилось беспокойство. — А с другой стороны, у страха глаза велики. Я лишь старая женщина. Что я вообще знаю?
В ее вопросе он почувствовал легкий упрек, но, прежде чем он успел ответить, она продолжила:
— Давайте отложим этот разговор, ладно? Пусть мысль созреет. Через какое-то время вы сами поймете истинный смысл нашего разговора. — Она бросила взгляд на его чашку. — Вы не любите такой кофе?